— Давно? — с трудом выдавила я.
Он дернул плечом.
— Почти три недели. Прости, я… — он с силой провел рукой по лицу. — Я совсем с ума сошел, держу тебя в холле! Проходи.
Я кивнула, просто не зная, что сказать.
«Мне жаль?» — слова казались беспомощными, нелепыми, насмешкой над этим тихим горем…
В гостиной царил нежилой дух: мебель спрятана под чехлами, словно хозяева все еще в отъезде, затхлость и задернутые шторы…
А ведь раньше сразу чувствовалось, что здесь живет семья! Столик, за которым Эдди вырезал свои поделки, каминная полка с изящными костяными фигурками, журналы Стивена, радиоприемник в углу…
Теперь все это покрывал слой пыли.
Взгляд зацепился за фиолетового плюшевого зайца в углу, и я торопливо отвела глаза, стараясь не заплакать. Как же так?! Это несправедливо!..
Я присела на краешек кресла, а Стивен остановился напротив, скрестив руки на груди.
Под его взглядом я чувствовала себя неловко. Как будто он за что-то на меня сердился.
— Что привело тебя сюда? — поинтересовался он ровно. — Я думал, ты не хочешь больше меня знать.
— Что? — беспомощно спросила я, пытаясь избавиться от ощущения абсурдности происходящего.
— Ты не отвечала на письма, — объяснил Стивен тем же безучастным тоном, — и прислуга отказывалась звать тебя к телефону.
Я встряхнула головой и потерла висок.
— Прости, что? Я не отвечала на письма?
— Да, — отрывисто ответил он, и сквозь безразличие вдруг протаяла… боль? Злость? — Я писал — два или три раза. Надо было приехать самому, но… Слуги почти все уволились. Никто не хотел ухаживать за Эдди.
Он отвернулся и устало опустил плечи.
«Я убью шефа! — яростно подумала я. — Расколочу о его лысину весь сервиз! Как он мог?!»
В том, что это дело рук мистера Брифли, не приходилось и сомневаться….
Я прикусила губу, откладывая на потом свои кровожадные планы, и спросила тихо:
— Так что с Эдди?
— Я не знаю, — ответил Стивен с отчаянием. — Не знаю! Говорят, так иногда бывает… с такими, как он.
Представляю, как тяжело ему смотреть на медленное угасание брата! И как горько врачу, который не может помочь своей семье…
Не выдержав, я встала и коснулась его руки.
Стивен обернулся, и от бушующей в его глазах бури у меня перехватило дыхание.
— Все будет хорошо, — сказала я, сама в это не веря.
— Спасибо, — он попытался улыбнуться и накрыл ладонью мою руку. — Так что у тебя случилось?
Я глубоко вздохнула — и рассказала все без утайки…
Слова лились легко. Я слишком устала от тайн, от недомолвок, от необходимости держать все в себе.
Стивен слушал молча, не глядя на меня.
— И я решила, — закончила я, — что лучше буду… — я сглотнула и выговорила смело: — буду твоей любовницей.
А вот это его проняло.
— Что?! — хрипло переспросил он, вперив в меня острый взгляд, под которым я чувствовала себя наколотой на булавку бабочкой.
— Любовницей, — повторила я. Второй раз слово выговорилось легче, но приятнее не стало. — Я понимаю, что на таких, как я, не женятся…
Лайон ведь меня бросил из-за этого. Разорвал помолвку, как только узнал…
Стивен смотрел с каким-то странным выражением.
«Если он сейчас меня прогонит…» — мелькнуло в голове.
Додумать я не успела: Стивен схватил меня за плечи и, притянув к себе, хорошенько встряхнул.
— Дурочка! — выговорил он яростно. — Что ты себе напридумывала?
Я только пискнула, и он вдруг крепко-крепко прижал меня к груди.
— Дурочка, — повторил он мне в макушку. — Я тебя люблю. И конечно, я на тебе женюсь! Слышишь?
— Слышу, — совсем тихо ответила я, поднимая лицо. — Но, Стивен, ты ведь доктор! Твои пациенты не будут ходить к врачу, у которого жена…
— Плевать, — не дослушав, перебил он. — Значит, уедем.
— Куда? — спросила я, чувствуя, как губы разъезжаются в глупой улыбке.
— Куда хочешь, — он пожал плечами и осторожно коснулся ладонью моей щеки. — Подальше отсюда.
— А Агнесс? — и объяснила на вопросительный взгляд: — Моя сестра.
— И ее заберем с собой. Хочешь, в Америку? Там нет проклятых, и она сможет жить спокойно, — он приблизил свое лицо к моему. — Ты думала, я из-за этих глупостей тебя брошу? Дурочка моя любимая…
Наше счастье омрачало только беспокойство об Эдди.
— Поднимешься к нему? — спросил Стивен негромко, не торопясь выпускать меня из уютных объятий.
Не хотелось отстраняться, не хотелось возвращаться во внешний мир с его тревогами и болью… но нельзя прятаться вечно.