Еве было приятно слышать о том, как сильно он любит ее. И было неприятно осознавать, что этот мужчина не принадлежит ей целиком. Ева стала представлять, как его руки скользят по телу жены, как его твердая плоть неистово в нее проникает. И ее охватила дикая ревность.
- Ты особенная! - продолжал повторять Константин. - Ты исключительная! То, что ты позволяешь в постели, многим женщинам даже не представляется. Все такие однобокие. Я так долго искал родного человека. Ты идеал! Обещай, что никогда не станешь однобокой? Обещай, что всегда будешь моим идеалом?
Ева хотела быть его идеалом. А о том, что страдает, она не говорила, боясь омрачать редкие встречи с ним.
- Я всегда буду твоим идеалом. Я люблю тебя!
- Я люблю тебя сильнее! Я безумно тебя люблю! - отвечал он, уже начиная ее целовать. - Я хочу тебя! Ты - плохая! Докажи, что ты плохая. Надень свои чулочки.
И Ева, надев ажурное красное белье, чулки, а также поясок к ним, представляя себя, девушкой по вызову, ублажала его...
В следующий раз, когда они встретились и уже успели поприветствовать друг друга поцелуем, отстранившись от нее, он стал небрежно вытирать свои губы.
- У меня такое ощущение, что я целуюсь с твоей пудреницей! - возмутился Константин.
Затем, смочив свой палец в слюне, он провел им по ее обведенному черным карандашом веку, размазав стрелки, с большим трудом ровно нарисованные.
- Сейчас приедем на квартиру, и ты смоешь с себя всю эту раскраску! А то под этой маской я тебя даже не узнаю!
Она залилась румянцем от своего негодования, но, совладала с эмоциями и натянуто улыбнулась.
Когда они зашли в съемную квартиру, раздался звонок на его телефон, и он вышел на лоджию, прикрыв за собой дверь. Ева услышала его грубый, на повышенных тонах разговор, а затем до ее слуха донесся и поток выкрикиваемых им бранных слов.
- Ты такой жесткий и грубый, оказывается, - не выдержав, произнесла она, когда он вернулся в комнату.
- А ты думала, что я со всеми мурлыкаю, как кот? Тогда бы меня никто слушаться не стал.
- Со мной ты всегда, как кот!
- Ты просто меня не злила. Вот, жена меня знает, и потому старается не злить. Так что не хочешь грубости - не зли. Я такой страшный, когда злюсь. Бр-р-р! - подразнил он.
- И что ты сделал, когда жена тебя разозлила? - любопытствовала Ева.
- Мы же договаривались, что не будем обсуждать мою жену.
- Ну, скажи. Только это, - упрашивала Ева. - Ну, пожалуйста! Прошу!
- Всегда, когда я прихожу домой, она накрывает на стол, накладывает в тарелку еды, кладет приборы рядом, полотенце для рук. Ну, в общем, все, что положено. А один раз, не стала это делать, решила свой характер показать. Я тогда решил ей свой показать. Взял ее за руку, и потащил на кухню. Она стала вырываться, ударила меня и еще что-то грубое сказала. А я такое в своем доме не позволяю. Да, еще у меня всегда ответная реакция срабатывает. Если меня кто-то ударяет, то я в ответ. Ну, вот, я ее так толкнул, что она в другой конец комнаты улетела. У меня это еще с армии, осталось, - добавил он. - Там приходилось себя защищать. Напасть могли исподтишка. Это не специально происходит, не контролируемо.
Ева же поняла, что до сих пор его на самом деле не знала. Скрывая от нее свою жизнь, он зарождал в ней неправильное представление о себе. А когда разрешил заглянуть в этот мир, и увидеть лишь крохотную часть, ее это испугало. Если такая маленькая часть его жизни - так ужасна, что тогда представляет вся его жизнь?! А не поступит ли он также с ней, как поступил с женой, если она сделает что-то не так?
Не то, чтобы это как-то шокировало Еву. Во многих семьях происходят скандалы и ссоры. И ее родители не исключение. Но его образ был всегда окутан дымкой романтики. А теперь этот романтизм сменился на неприятную правду жизни. Она вспомнила, как однажды его решила пощекотать, а он резко схватил ее за руку, так, что потом синяки остались на этом месте.
И не только это было досадой. Слушая о том, как его обслуживает дома жена, она поняла, что, возможно, никогда такой не сможет стать. Может, и была в ней кротость, но куда больше в ней было своенравия и природной лености. Еще она поняла, что руки любимого, такие нежные и чуткие, могут быть жестокими и грубыми.
"Насколько он может быть жестоким?", - задавалась вопросом Ева.
И ответ не пришлось долго ждать...
- Я хочу интрижки сегодня. Ты можешь пригласить какую-нибудь свободную подругу погулять с нами? - спросил Константин.
- Нужно подумать, кто смог бы с нами пойти, - ответила Ева, уже зная, что многие подруги, которым выпадала честь с ними гулять и испытавшие не раз на себе их эротичные забавы, несомненно, откажутся вновь составить им компанию, тем более что практически все подруги уже с кем-то встречались.
- Неужели у тебя нет подруги, которая еще с нами не гуляла? - расспрашивал Константин.
- Есть у меня одна знакомая девочка. Можно ее позвать, - вдруг вспомнив про одну свободную подругу, предложила Ева.
- Тогда спроси ее, сможет ли она составить нам сегодня компанию? Скажи, что хотим ее с кем-нибудь познакомить.
Вечером они втроем отправились гулять по центральной набережной. Константин был рад, что рядом с ним идут две красивые девушки. Он оценивающе смотрел на подругу Евы. Она была такого же роста, как и Ева. Только с более выточенной фигуркой. Ко всему прочему девушка производила приятное впечатление своей скромностью и деликатностью.
"Интересно, насколько она любопытна? Насколько далеко готова зайти. Что победит - скромность и разум или любопытство и порок?", - размышлял он.
Он приобнял девушку, и она не убрала руку...
Из дневника:
"Мы стали иногда для общения приглашать кого-нибудь из моих подруг составить нам компанию в кафе или баню. И ради интригующей забавы Константин при всех открыто приставал ко мне, повергая подруг в смятение. Но, кажется, куда интереснее ему стало приставать к моим подругам, чтобы раззадоривать и дразнить друг друга.
Один раз мы пошли с ним в открытый клуб. С нами была моя знакомая. Уже подходя к заведению, он ее приобнял. На входе он заплатил и, не оборачиваясь на меня, они стали пролезать сквозь толпу народа. Охранник придержал меня рукой. Оказывается, он заплатил только за себя и нее. Тогда он повернулся и сказав: "Ой, мы про тебя то и забыли!", отдал деньги охраннику. Я была возмущена до глубины души этой его гнусной выходкой. Но сдержав свой гнев, я лишь натянуто улыбнулась и огрызнулась: "Очень остроумно!".
Мы сели за столик. Он сел возле нее, напротив меня. Он обнимал ее и общался только с ней. Потом даже начал отпускать всякие колкости в мою сторону, типа того: "А ты знаешь эту девушку? А что она делает за нашим столиком?".
До сих пор не пойму, почему в тот момент я не встала и не ушла?! Наверное, я настолько безгранично ему доверяла и надеялась, что вот-вот все прекратится, он пересядет ко мне или позовет меня пересесть к ним на скамейку. Я продолжала сидеть напротив них и молчать. Но всем своим видом я показывала свое негодование. Только ни надутые губки, ни сердитый взгляд, ни сложенные накрест руки - не действовали на него. Я понимала, что это игра, что он просто дразнит меня. Только не могла ничего поделать со своим внутренним комом негодования. Я же Богиня! Как он может так со мной обращаться?
Мне сложно объяснить, что происходило у меня в душе. Если ребенку купить давно желаемую им игрушку, положить перед ним и не давать даже прикоснуться. Можно представить, что будет происходить с ребенком. Наверное, что-то подобное испытывала и я тогда. Я безумно соскучилась по нему. И единственным желанием было оказаться в его объятиях. А он хотел веселья и интриги. Наши с ним желания в этот вечер не совпали.