Сейчас вспоминаю свое поведение - я одевала слишком откровенные наряды для своего возраста, не особо сопротивлялась, когда он специально или ненароком, трогал меня. Возможно, даже я сама провоцировала его. Надеюсь, что не я стала началом его извращенного пристрастия?!
Какой же я была глупенькой, ругаясь с мамой, и доказывая ей, что первая любовь - это любовь навсегда! И как же она была права на счет Ярослава. Она говорила, что он из неблагополучной семьи и что из него толкового ничего не получится. Так и вышло. Я как то его встретила после расставания, он так и остался невысокого роста, с отекшим лицом и трясущимися руками, словно после целой праздной недели. Он ничего не достиг, и, судя по внешнему виду, и тому, что я слышала от общих знакомых, ни к чему и не стремился. Я была рада, что не осталась с ним. Не хотелось вот так идти рядом, и ловить пренебрежительные взгляды людей. И как же ошибся он, что не добивался меня! Может быть, сейчас его жизнь была бы лучше? Но, слава Богу, что все сложилось именно так! Спасибо маме! Спасибо судьбе! Спасибо голосу моего разума!
С подругой детства мы периодически общаемся. Я вначале считала, что пропасть все более и более разделяющая нас, образовалась из-за моего детского необдуманного поступка - когда я поцеловалась с тем мальчиком, что нравился и ей. Или когда она привела меня к цыганкам, которые в итоге пострадали от нашего знакомства больше, чем я. Однако, потом я поняла, что эта пропасть была изначально между нами, и называется она - социальный уровень, материальное положение. Встретившись в очередной раз, мне подумалось, что нам даже не о чем говорить. Мы стояли по разные стороны пропасти и не могли услышать друг друга. У нее уже были те, кто ее понимает. А у меня те, кто понимает меня. Пропасть между нами не увеличивалась, но и мы не пытались протянуть друг другу руки.
Сейчас для меня, да думаю и для нее, уже не имеет значения первопричина пропасти между нами, мы ее стараемся не замечать. У каждой из нас есть свои проблемы и заботы, каждая из нас решает их в силу своих возможностей и желаний. Но зачем сравнивать свои достижения и неудачи? Ведь лучший не тот, кто справился с большим количеством проблем и не тот, у кого жизнь беззаботнее. Когда есть желание общаться друг с другом, темы для разговоров находятся. А когда нет желания общаться, найдутся любые причины этого не делать. Той крепкой дружественной, даже сестринской связи, что была между нами когда-то, уже давно нет. Может быть, она бы снова появилась, если бы мы стали общаться чаще. Но мы по-прежнему самые давние подруги.
С подругой, которая разделила со мной участь быть изнасилованной, мы больше не общались. Мы не были и так близки, а произошедшая трагедия, еще больше отдалила нас друг от друга. О чем я тоже не жалею, потому что узнала, как сильно она "пала". Вначале я винила ее. Считала, что из-за ее кокетства и заигрывания, я и лишилась своего целомудрия. Позже я поняла, что может и проще всегда искать крайних, и на них перекладывать свои промахи, но это не правильно.
Что касается моего изнасилования. Я никогда не пыталась это скрывать, когда меня кто-то спрашивал о первом половом опыте. Но никогда ни с кем не обсуждала это в подробностях. Некоторые, как и мои родители, относились к этому, как к позору, будто я собиралась поведать о собственном преступлении, некоторые просто не хотели причинять мне боль, и потому те и другие не хотели слышать подробности. А некоторые больше всего интересовались хронологией и точным описанием события, но не расспрашивали меня о том, что творится в моей душе.
Я сама считала, что все закончилось очень даже благополучно, не было каких-то извращений со стороны насильника, кроме самого факта насилия, меня не искалечили и не убили. Мне казалось, что я могу сама справиться со своим горем, что я достаточно взрослая и умная.
Тем, кто спрашивал о случившемся, я сама не была готова открыться. Вначале, сгораемая от стыда и брезгливости, под гнетом самобичевания, я спрятала свою боль очень глубоко внутри. Так глубоко, что казалось, нет боли, нет горечи, нет обид, есть только неприятные воспоминания.
Что я испытывала позже? А что можно испытывать спустя годы после трагедии? Тем более, когда уверилась, что виновата сама - из-за своей доверчивости, наивности, легкомысленности, в конце концов, из-за своей провоцирующей одежды.
Однажды спустя три года после трагедии, мы ехали с мамой к бабушке. С нами была подруга мамы, которую мама решила подвести по пути. Не знаю, с чего начался разговор, но в какой-то момент мама стала жаловаться ей на меня, как будто меня и рядом не было. А подруга, возможно, чтобы поддержать ее, или просто пошутив, сказала мне: "Какая же ты оказывается плохая!". На ближайшем светофоре, когда мама притормозила, я, захлебываясь слезами, выскочила из машины и побежала. Мама стала звать меня обратно. Мне не хотелось снова выслушивать о том, какая я плохая. Мне хотелось кричать: "А ты, ты, не плохая разве? Ты не защитила меня, ты не уберегла, ты не объяснила, ты не поддержала...". И только ее слова: "Садись в машину, поговорим", заставили меня вернуться. Потому что я хотела поговорить, потому что я нуждалась в поддержке, а не в порицании. Разговаривать мы так и не стали. Когда я сквозь слезы начала объяснить, с чем они связаны, мама просто обняла меня, заплакала вместе со мной и сказала: "Прости!". Мне этого было достаточно. Если бы она могла только предположить, что такое может случиться со мной - умной, самостоятельной, послушной и прилежной, я думаю, она бы сделала все возможное, чтобы этого не случилось.
И в тот момент я поняла, что ничего никуда не делось. Осталась и досада на себя, и ненависть к насильникам, и обиды к родителям, и одиночество, и горечь, и надежда. Надежда, что когда-нибудь их найдут. Зачем? Чтобы просто посмотреть им в глаза. При этом я также понимала, что никогда этого не случится. Дело было закрыто. Я сама виновата. Все так считали. Я так считала. Точка.
Годы я носила это в себе, укромно прятала и показывала только краешек, убеждая, что показывать больше нечего.
Впервые я проговорила многое со своей подругой Зоей. Я поняла, что не одинока. Я поняла, что не виновата. Я поняла, что никто меня и не осуждает. Я поняла... Больше я ни чего не поняла. Не понимала, почему так и не нашли насильников, когда даже фотороботы были составлены. Не понимала, почему так и не стали искать тот дачный домик, в котором наверняка повсюду были отпечатки их пальцев. Не понимала, почему я не стала бороться дальше, чтобы прийти к своей цели и найти их. Не понимала, почему вообще не сильно сопротивлялась, не расцарапала насильнику лицо, чтобы под ногтями остались его ткани для последующих ДНК-анализов. И сама же отвечала на свои вопросы. Я была юна и напугана. Я была труслива, и комфортность сегодняшнего дня я предпочла гордости, пострадавшей в прошлом. Однако эта самая гордость не хотела униматься и периодически меня изводила своим "Почему?".
Мне было не понятно, почему никто не озаботился моим физическим и душевным состоянием? Даже родители, которые могли бы отправить меня на медицинское обследование на наличие инфекций и дать мне противозачаточные таблетки, про существование которых я еще тогда не имела представления, не сделали этого. А ведь я могла заразиться и забеременеть от насильника. Хорошо, что этого не произошло! Но разве это снимает с них вину за бездействие в тот момент? Почему мама - лидер и борец по жизни, которая всегда добивалась всех своих целей, не помогла и мне добиться моей цели - найти насильников и довести дело до суда? Почему мама, так громко рассуждающая о позоре, не рассуждала о том, что этот позор касается не только ее, но и меня, и меня в большей степени. Почему она ни на миг после случившегося не обняла меня и не сказала ни одного утешающего слова?
Почему никто не посчитал меня жертвой и не отнесся ко мне с соответствующим вниманием? Или для того, чтобы посчитали тебя жертвой, нужно быть не только изнасилованным, но еще искалеченным и избитым до полусмерти? А как же душевные страдания? Ведь может калечиться не только тело, но и гордость и достоинство.