Ева любила бабушку и дедушку, но в последнее время она стала остро ощущать отдаление от мамы, занятой с раннего утра и до поздней ночи, а то пропадающей и неделями на работе. Излюбленные сказки на ночь стали смутными воспоминаниями. Новые наряды стали покупаться реже, а те, которые оставались, приходились впору разве что куклам. Сладости больше не привозились и не покупались в таких больших количествах, как раньше. А все попытки привлечь внимание мамы, когда она была рядом, часто заканчивались порицанием и наказанием. Поэтому с нетерпением она ждала лета, зная, что тогда наступит момент, когда мама будет больше улыбаться и меньше сердиться, когда сладости польются нескончаемым ежедневным потоком, и самое главное - тогда мама будет принадлежать всецело только ей одной.
Такой момент наступал в каждое лето, когда они с родителями на пару недель или даже целый месяц отправлялись отдыхать на Черное море, периодически меняя направление и в основном останавливаясь в различных городах Краснодарского края. Эта привитая родителями традиция в детстве, стала причиной ее страсти к путешествиям во взрослой жизни. Что ей запоминалось от этих путешествий?
После полета на самолете запомнились облака в окне иллюминатора, то размытые и расплывчатые, то четко очерченные, словно сошедшие с рисунков, то причудливой формы, то одинокие, то образующие целые замки с арками и туннелями. А земля действительно, как говорят, напоминала одеяло, сшитое из разноцветных лоскутков или рисунок с ровными квадратами. И чем выше поднимался самолет, тем удаляющаяся земля, казалось все менее и менее реалистичной.
После поездки на поезде в памяти оставалось его покачивание, гудки и стук колес, то разгоняющихся, то замедляющихся; мелькающие пейзажи, огни городов и станции; пейзажи, вначале привычные глазу, а по мере приближения к морю - необыкновенные, незабываемые. Могучие горы, издали различимые только по цвету и величине, а вблизи - воинственно нависающие, извилистые дороги и невероятное изобилие растительности. Ей казалось, что она попала в настоящую сказку, в которой оживает и приветственно окружает ее со всех сторон эта причудливая, необычная растительность. Песочный или галечный пляж с фигурами животных или сказочных героев, возле которых они фотографировались, нескончаемо тянется и подмывается необъятным, соленым морем. Ева обожала лежать спиной на воде, раскинув руки в разные стороны, и качаться на его волнах. И даже когда волны были большие, и не каждый взрослый осмеливался войти в море, Ева, наоборот, в него стремилась. Оно манило ее своей таинственностью. Бесконечные сладости. Бесконечное веселье. Мама, которая рядом всегда. Там Еве многое прощалось, многое дозволялось.
Потом они возвращались домой, за год память неминуемо стирала воспоминания, оставляя только обрывки. Из памяти не стиралось только одно воспоминание. Запах. Приезжая на море, она всегда чувствовала в воздухе этот запах. Сладковатый, ванильный, фруктовый, с какой-то кислинкой, одурманивающий, кружащий голову. Ева тогда не знала, от чего именно этот запах - от какого-то растения, или фруктов, или самого моря, или всего вместе. Если бы тогда она понимала, что такое счастье, точно сказала бы, что оно пахнет!
Ева была самокритичной, и в юном возрасте стеснялась угловатости своего тела. Она быстро вытянулась и была выше всех своих подруг и многих мальчишек. Нет, она не стеснялась своего роста, но она хотела иметь еще и "формы взрослой девушки".
Несмотря на то, что она не находила себя достаточно красивой, ей казалось, что в ней есть что-то необычное, какая-то тайна, которую сама же и хотела разгадать.
Ева очень рано стала ощущать себя взрослой. Она не поняла, когда именно это произошло. Уже в одиннадцатилетнем возрасте она мечтала о том, чтобы носить бюстгальтер. Только сообщить об этом маме она не решалась. А когда решилась, та ответила, что еще рано, что "его не на что одевать".
Ева ощущала свою взрослость, когда общалась со сверстниками, и особенно по сравнению с теми, кто младше ее. Ей было даже иногда неловко от своего чувства взрослости. И поэтому она пыталась это как-то скрыть - меньше говорить, больше быть в одиночестве. При этом в куклы она продолжала играть еще очень долго. Желание играть в куклы и "взрослость" она не соединяла. Только когда она узнавала что-то новое, что уже знают ее ровесники, ей становилось досадно, почему же она - такая взрослая, этого и не знала?!
В двенадцать лет Ева еще не интересовалась мальчиками, ни в платоническом, ни в половом смысле. Но чуть позже ей стало интересно внимание с их стороны.
Однажды они пошли гулять с подругой. На ее подруге были яркие обтягивающие шортики. Мальчишки оборачивались в след, а некоторые даже подсвистывали. Подруга досадовала, что они так нагло себя вели, а Ева ей завидовала. Она хотела бы оказаться на ее месте.
Когда она выпросила у мамы такие же шортики, и вышла в них на улицу, ожидая получить от мальчиков ту же реакцию, что была у них к ее подруге, ничего подобного она не получила.
"Почему? Может дело в цвете или фасоне?", - задавала она сама себе вопросы.
И теперь стоя перед зеркалом, в голове всплывали слова крестного - "костлявая".
"Я слишком худая", - печально отметила про себя Ева.
Во дворе она заметила, что один мальчик-старшеклассник на нее смотрит. Его взгляд задержался немного дольше на ней, чем обычно она привыкла получать от мальчишек. И это было для нее не просто приятным осознанием, что она может нравиться. Она уже фантазировала, как они стоят вместе и общаются, как он ей улыбается, и как защищает ее от других мальчишек.
В другой день она снова поймала на себе его взгляд, и сердце ее часто застучало. Ей стало даже неловко, что он так пристально ее разглядывает. И одновременно приятно.
"Значит, я ему нравлюсь", - радостно подумала Ева.
"Но почему он не подходит знакомиться?", - спрашивала она себя, и тут же сама себе отвечала: "Наверное, не решается. Нужно просто немного подождать".
И Ева ждала. И завидовала девчонкам-старшеклассницам, с которыми он гулял. Когда ожидание стало томительным и невыносимым, она решилась сама сделать робкий первый шаг на встречу к нему. Теперь она старалась одеваться для него. Так, как считала, что может понравиться - короткие шорты, обтягивающие платья, оголяющие плечики кофточки. Она специально проходила мимо него, жутко краснея и опуская голову, даже когда ей нужно было идти в другую сторону. Он ее не окликал никогда. Ей же нужно было только услышать слово - "Привет".
"Привет!", - как-то сказал он, когда она в очередной тысячный раз, как ей казалось, прошла мимо него.
Этот привет от него, разрушил землю под ногами. И Ева едва не упала, споткнувшись на ровном месте. Это было так неожиданно, что она не успела ему подарить свой "Привет", а когда была готова это сделать, поняла, что уже прошло слишком много времени, и она отошла слишком далеко от него. Она ускорила шаг, боясь, что он будет смеяться над ней.
"Какая я глупая!", - ругала она себя. - "Теперь он решит, что я не хочу знакомиться с ним. А я так хочу. Очень сильно хочу".
Этот мальчик был невысокого роста, худой. Но лицо его было примечательным из-за довольно-таки немаленького носа с горбинкой. Несмотря на то, что не был красавцем, он вызывал интерес у девчонок. Возможно, из-за его чувства юмора и спокойной уверенности. Или возможно, из-за того, что он был приезжим. Он переехал с родителями год назад, и теперь заканчивал последний класс.
Как-то вечером Ева играла, разложив своих кукол и игрушечную мебель на полу в комнате. Она вдруг услышала, как что-то шелестит за окном. Вначале она решила, что это ветер качает деревья, и они шелестят своими ветками и листьями. Через недолгое время она услышала хруст обломившейся ветки и чей-то заливистый громкий смех. Ева подбежала к окну, чтобы посмотреть, что там происходит. И увидела убегающих, все еще продолжающих смеяться мальчишек. Среди них был и он...