Он подходит, обнимает, говорит нежные слова. И все. Все исчезает из поля зрения, и из мыслей. Только он. Ее любовь!
Они занимались любовью снова и снова. Каждая встреча открывала ей что-то новое в самой же себе, дарила новые ощущения. Но в этот вечер их близость была какой-то особенной, очень чуткой. Такой, какой она была, наверное, только на первых встречах.
Он красиво ухаживал, его ласки были волшебны, а слова любви и комплименты лились из него нескончаемым потоком. Не было той прыткости и несдержанности, которую часто ждут все женщины. Но то, что он дарил ей в этот раз, было, может, важнее. Чуткость и нежность окутывали ее, ублажая и успокаивая, погружая ее в некое релаксирующее состояние, как в сон. Когда она снова просыпалась, то продолжала ощущать его ласки, а нежные слова она слышала и сквозь сон...
"Как же я обожаю эти руки. И как же я их ненавижу, что не мне одной они доставляют такое блаженство", - думала Ева. - "Во мне говорит ревность? Нет. Ревность это только толчок. Во мне говорит уже что-то большее ревности, это уже недоверие. Раньше, зарядившись счастьем от него, мне хватало это на неделю, ровно до следующей встречи. Сейчас уже не хватает и на минуту".
И снова эти руки ласкают ее. И снова все забывается и прощается. И только на ту минуту, на которую они отпускают ее, в голову снова лезут всякие нехорошие мысли.
Им принадлежал вечер и вся ночь. Только первые лучи восходящего солнца, напомнили им о приближении времени расставания. Выходя из съемной квартиры, Ева собиралась накрасить губы помадой, но Константин не позволил это сделать.
- Я еще не нацеловался с тобой! - сказал он, привлек ее к себе и поцеловал долгим, нежным поцелуем.
В этот поцелуй он вложил все свои чувства, связанные с ней, всю свою любовь и нежелание отпускать ее.
Ева же в этот момент думала о том, что так всегда и будет. Он всегда будет уходить. А она будет довольствоваться только одним днем в неделю, тем днем, что выберет он сам.
И глубоко в сердце ощутила боль, грусть, горечь и злость. Чем дольше длился их поцелуй, тем сильнее эти чувства нарастали в ней, пока не поглотили целиком все ее естество.
- Ты любишь меня? - сдерживая слезы, спросила она, хотя и знала, что он ответит.
Ей хотелось, чтобы он пожалел ее, чтобы крепче обнял и заверил в своей безграничной любви.
Только как он мог догадаться, что у нее на душе? Наоборот, ее вопрос, вернее, с какой интонацией он был задан, Константина удивил. Как она может сомневаться в его чувствах? Разве за прошедшую восхитительную ночь и утро, когда он практически не смыкая глаз, всячески ублажал ее, разве этим душевным поцелуем, он не доказал свою любовь?!
- А разве ты это не чувствуешь? - спросил раздосадовано он.
Но как она могла объяснить так сразу все, что у нее на душе, все, что копилось не один год?!
- Чувствую! Я просто хотела еще услышать на прощание, что любишь, - ответила Ева. Что еще ей оставалось сказать?
- Я люблю тебя! Очень сильно люблю! Безумно люблю! Любил еще до того, как встретил. И всегда буду любить. Даже, несмотря на то, что ты такая глупышка.
- И я тебя люблю! - ответила Ева.
Ей хотелось сказать, что он ее воздух, что без него она задохнется. Что ей на самом деле трудно дышать, когда они расстаются. Ей много что хотелось ему сказать...
"Что это даст? Он никогда не будет моим! Я страдаю. Но зачем рассказывать об этом? Чтобы и он страдал? От этого легче не будет. От этого будет только тяжелее".
Разбушевавшаяся вьюга, сорвав последние снежные одеяния с деревьев, клонила к земле, трепала и обламывала их оголившиеся ветви. Снежные хлопья кружились в воздухе, а сильные порывы ветра, поднося их к окнам, неистово стучали в них и завывали.
Они вышли на улицу. Яркое зимнее солнце и отблески его лучей на снегу сразу ее ослепили. Ева на несколько секунд зажмурила глаза и опустила голову. Пока они шли до машины, ветер безжалостно дул в лицо и трепал волосы. Она не любила носить шапки, даже зимой и одевала их только тогда, когда нужно было идти куда-то далеко. Сейчас она жалела, что была без теплой шапки.
"Ну и пусть. Пусть ветер и мороз остудят меня. Пусть я заболею и умру!" - мысленно не щадила она себя.
Уже дома, Ева сделала себе кофе со сливками, накинула теплый халат, и вышла на балкон. Она отхлебнула кофе, и почувствовала, как жидкость обжигает ее изнутри, устремляясь все ниже, и исчезая из зоны ощущений.
Она размышляла о них. И слезы текли, расплываясь по щекам и разнося остатки туши. Она не вытирала их. Ева протянула руку к пачке сигарет, достала одну, и с удовольствием закурила, словно это могло ее успокоить.
"Оставаться с ним - страдание, уйти - тоже страдание. Он стремится к разнообразию, привнося в наши отношения развратные развлечения. Но для меня все это стало чудовищной пыткой, принуждением. Уже даже обычные откровенные разговоры вызывают неприязнь. Конечно, я сама виновата, что позволила и согласилась на выбранную им распутную роль для меня. Но разве он не виноват? Нарочно ли он говорит о моей особенности, убеждая меня дальше заниматься развратом? Или он просто ослеп, оглох и стал одержимым? Однако убеждая себя, что здесь и его вина, это все равно не уменьшает моих чувств к нему. Я люблю его. Я уже не люблю себя, а его продолжаю любить".
Ева вернулась из своих размышлений, достала дневник и записала:
"Я не хочу больше разврата. Я никогда уже не очищу свою душу, но тело больше не хочу осквернять.
Мой дневник, только тебе могу я признаться еще в одном, о чем не могу сообщить другим. Меня стали посещать мысли о смерти. Саму себя лишить жизни я не осмелюсь, но я часто стала желать, чтобы это как-то случайно произошло, например, когда я перехожу дорогу.
И вот это чуть не случилось со мной. Все-таки есть во мне какая-то глазливость. Стоит подумать о чем-то плохом, и оно случается.
Когда смерть была близка, несмотря на то, что это были доли минуты, этого времени хватило ощутить страх перед тем, что ожидает меня, ощутить страх перед никчемностью и нелепостью возможного происшествия, и я обрадовалась, что моя жизнь продолжается.
Я молила Бога, чтобы он забрал мою душу, так мне все опостылело в этой жизни. А после того, как чуть не лишилась жизни, я его благодарила.
Не могу сказать, что жизнь опять заиграла красками, и открылся ее смысл, но и смерть - нелепая, убогая, уже не манит. Что меня ждет после смерти, если жизнь прошла так бессмысленно?
Этот короткий миг до возможной потери жизни, заставил меня многое понять! Бог не заберет мою жизнь! Я умру, если сама себя лишу этой жизни, но тогда отдав душу дьяволу, а не Богу. Бог заберет к себе только чистую душу! Да она уже запятнана грехами всей прошлой жизни, но, возможно, благие дела в будущем помогут пусть и не очистить ее, но быть достаточными для того, чтобы не отправиться в ад.
Значит, нужно что-то менять. И в первую очередь избавляться от грехов. Хотя бы от тех, которые не дают покоя моей душе".
Капелька слезы упала точно в конце последней записанной фразы. "Это моя печать", - подумала она.
Ева взяла телефон, и отправила ему сообщение: "Я люблю тебя. Всегда буду любить. Но больше так не могу. Давай расстанемся?".
"Если тебе кажется, что другие будут так любить, как я, то давай" - ответил он в своем сообщении.
Для Константина такое сообщение от Евы после недавней восхитительной встречи, было неожиданным. Хотя он знал, что она хочет. Семью, детей. От него. От него не получится. Она и сама еще не готова к браку и детям. Как это возможно ей мягко объяснить? Выложить сразу перед ней все доводы и причины? Не поймет и обидится. Приходится вливать маленькими порциями. Но даже их она воспринимает как "отмазки". Она сама должна разобраться в себе. Хочет уйти - пусть идет. Будет возможность подумать, во всем разобраться.