Перед тем как проститься, Тхать Нук снова спросил меня:
— Значит, ты твердо решил идти в Тяккадао?
Я кивнул. Он долго молчал, потом с сомнением покачал головой:
— Уж больно далеко. Боюсь, не доберешься… А… Ну да ладно. Возьми-ка мой кальян. Через день будешь в Главном селе, спросишь там старейшину и передашь ему кальян, он тебе поможет.
— А вдруг он мне не поверит? Может, вы напишете несколько слов?
— Господи, да я же ни одной буквы не знаю!.. Ну ладно. Ты вот что — отдай ему кальян и скажи: «ры сэй теонг кап, бонг ла чроу кса. Лон Нон ры си да, тиа бон ла руа по А ме ри ка…» Ясно?
— Нет… не совсем…
Тхать Нук рассмеялся:
— Это значит: хочешь срубить бамбук, сравняй колючки, солдаты Лон Нола — это шипы американцев. Запомнил?
— Да, запомнил. А можно одновременно и сравнять колючки и срубить бамбук, как вы думаете?
— Вот-вот! Срезают колючки, чтобы срубить бамбук!
Тхать Нук показал мне: вон там лежит Главное село, оно еще под контролем сайгонских властей, а в той стороне, где высокие пальмы, — освобожденная зона. Он дал мне на дорогу бутылочку тигровой мази и двести риелей[48]. Да, дорога, которую я прошел, таила в себе много опасного. Но всюду находились хорошие люди, готовые помочь мне.
Я распрощался с Тхать Нуком. Отойдя довольно далеко, я оглянулся: старик все еще стоял у канала. Со стороны Линькуиня, деревушки, из которой мы выехали вчера вечером, донеслась ожесточенная стрельба. Значит, утром, как и говорили, там начался бой между партизанами и карателями. Впереди в деревне залаяли собаки. Удастся ли мне благополучно проскочить эти места? Но ведь даже если я доберусь до дома, за мной рано или поздно снова придут.
Я бегом бросился назад к каналу. Наверно, люди часто принимают неожиданные решения, но они всегда — результат долгих размышлений.
Тхать Нук, увидев, что я повернул назад, громко крикнул:
— Эй, ты что, разве там уже враг?
Я помолчал, потом достал спрятанную под рубахой гранату и протянул старику:
— Возьмите, может, пригодится для защиты. Я решил не возвращаться в Тяккадао. Пойду туда, к тем высоким пальмам!
Тхать Нук еще шире открыл глаза, отшатнулся и тут же бросился ко мне, обнял, слегка приподняв от земли:
— Ха-ха-ха… Ну! Вот так-то лучше. Может, встретишь там моего сына. Он как две капли воды на меня похож. Увидишь, сразу поймешь, что это он…
Перевод И. Зимониной.
Ле Чи Ки
ПОЖАРНЫЙ
В квартале Зиенгмыт все в один голос признавали, что у Люана, участкового пожарной охраны, замечательный характер. Еще бы! Он всегда всем улыбался простой и открытой улыбкой и похож был на человека, который явно доволен своей работой.
Но люди диву давались: разве может парень, вроде Люана, удовлетворяться такой скромной должностью? Ведь вокруг Ханоя для пожарных немало дел куда важнее: тут тебе и разные склады, и современные заводы, и фабрики. Там противопожарная охрана технически лучше оснащена, и вообще там — перспектива! А здесь? Мазанки из глины, крытые сухой травой, оставшиеся еще от старорежимных времен. Где здесь мог найти приложение своим силам способный человек?
Никто не знал, опасна ли работа Люана в те часы, когда его вызывали в пожарную часть, но в квартале, когда он появлялся, на него, по правде сказать, почти не обращали внимания. Обычно он сворачивал к водонапорной башне, засучив рукава, завинчивал и развинчивал пожарный кран. Подолгу, будто монтер, рассматривал электрические провода, протянувшиеся от одного покосившегося бамбукового шеста к другому и скрывавшиеся в домах. Зайдя к кому-нибудь в дом, Люан дотошно проверял противопожарный инвентарь, спрашивал, есть ли топор с длинной рукояткой, осматривал фитили, интересовался бамбуковыми лестницами. Если чего-то не хватало, говорил, чтобы купили, если сломано — заставлял чинить. Вот и все. В квартале думали, что с такими обязанностями мог бы справиться любой.
Зиенгмыт — около сотни мазанок, вклинившихся в городской квартал Батьмай. Живут в них семьи рабочих, которые трудятся на ханойских заводах, да несколько мелких торговок с соседнего рынка. Днем здесь остаются одни женщины-надомницы, занятые вязанием шерстяных вещей. С ними-то и вынужден работать Люан. «Вынужден» потому что Люан легко конфузится, а женщины и девушки чересчур смелы, когда соберутся вместе. Молодые вязальщицы, почти все сверстницы Люана, многие еще не замужем. Увидев издалека Люана, они затевают игру:
— Отгадайте, кому это он все время улыбается?
И, заливаясь смехом, толкают друг друга. Серьезной остается только Нгаук, бригадир вязальщиц.
— А он улыбается не вам, — язвительно замечает она. — Нашел работу не бей лежачего, вот и ходит сам не свой от радости.
Ей становится не по себе, как только она вспоминает о пожарнике. Что это за мужчина? Настоящим делом не занимается, а только без конца сует нос в чужие дома, велит то, велит это, напоминает, запрещает. Ни дать, ни взять — зловредная свекровь. Но как бы то ни было, а Нгаук стала выполнять противопожарные правила после этих напоминаний куда строже. Только вступить в добровольную пожарную дружину наотрез отказалась.
А еще недолюбливала Люана в этом квартале немолодая женщина по имени Ан. Она ходила по домам, скупая у крестьян зелень, и сдавала ее кооперативу на рынке Мё. И так вздохнуть было некогда, а тут еще Ан ждала шестого ребенка… Конечно, на такую чепуху, как совещание по противопожарной безопасности, у нее просто не было времени. У нее по всему дому были разбросаны штаны и кофты вперемешку с рваными тряпками, хворостом и соломой. Люан заходил к Ан каждый день. Он помогал малышам навести порядок на кухне, сам починил бамбуковую лестницу и плетенную из бамбука дверь. Но Ан это не тронуло. Когда Люан принимался увещевать ее, она кивала головой и соглашалась, но лишь для вида. А как только он уходил, Ан тотчас спешила к Нгаук:
— Все-то ему пожары мерещатся, а у нас их отродясь не видали.
На сердце у Нгаук становилось веселее от таких слов: находился еще один человек, деливший с ней неприязнь к Люану.
Люан дважды вызывал в участок нерадивую женщину, а потом критиковал Ан на собрании. Все решили, что после этого ноги его не будет в доме Ан. Но на следующее утро соседи увидели: Люан как ни в чем не бывало зашел к Ан и исправил электропроводку. Старые люди хвалили пожарного за упорство и настойчивость, а молодежь осуждала его за мягкость и уступчивость. Но так как на лице у Люана всегда сияла улыбка, даже если он был сердит, то все считали, что характер у него просто золотой.
Как только зазвонил телефон, дежурный по пожарной части схватил трубку и приготовился сделать запись на бланке.
В опустевшей казарме взревела сирена, раздался топот бегущих ног, по двору промелькнули тени людей, казалось, только и ждавших приказа, через десять секунд из ворот пожарной части уже выползали красные машины.
Холодный ветер бил в лицо Люану. Пожарный закрепил понадежнее ремешок медной каски. Он привык беречь секунды. Когда занимается огонь, каждая минута промедления обходится дорого.
Чем ближе к Батьмаю, тем больше он волновался. Алое пламя окрасило все небо над кварталом Зиенгмыт. Издалека он услышал, как с треском лопаются бамбуковые столбы и стропила, увидел парней и девушек — членов добровольной пожарной дружины, помогавших выносить вещи из тех домов, к которым еще не подобрался огонь.
Машина не успела затормозить, а бойцы из отделения Люана уже спрыгнули на землю и заняли свои посты. Пожарные развернули шланги, подключив их к ближайшему пожарному крану, о котором не подозревали даже старожилы Зиенгмыта. Забила струя воды. Огонь бушевал. Он то ревел, будто штормовое море, то завывал, как свирепый тайфун. У Люана не раз перехватывало дыхание, легкие обжигало жаром, от дыма кружилась голова.
Порыв ветра вдруг поднял до облаков гигантский столб пламени. Люан вместе с товарищами мгновенно подсек огонь мощной струей. Море огня над деревянным домом исчезло, показалось мерцающее звездами небо. Люан попытался было вытереть рукавом пот с лица, и вздрогнул как от прикосновения к кровоточащей ране.