Старая женщина налила отвару.
— Выпей-ка, пока не остыло.
И тут вдруг сын нашел те слова, которые в первую очередь следовало бы сказать матери:
— Мама! Во время Сопротивления ты не побоялась пожертвовать жизнью моего старшего брата, ты отпустила его туда, где смерть шла за человеком по пятам. А теперь ты жалеешь соаны?
Мать вздрогнула. Да, в самом деле, сын прав.
А он, испугавшись, что причинил матери боль, продолжал:
— Я так говорю, потому что на самом деле и я сам, и многие другие грешат этим… Когда враги угрожали нам, мы шли на любое самое опасное дело, а сейчас чуть только какие трудности — сразу начинаем колебаться и раздумывать…
На следующий день молодой учитель вернулся в свою школу.
И всю неделю он задумчиво смотрел на другой соановый сад — по соседству с домом, где он снимал комнату. Кто они, хозяева этого соанового сада, о чем думают? Наверно, судьба этих соанов безмятежна. Деревья как люди, у них тоже разные судьбы. Он подумал, что нужно отложить денег, чтобы вместе с матерью купить десятилетних соанов.
Подумал и о том, что на новом месте нужно будет тоже посадить соановый сад. И побольше, чем тот, который они сейчас срубят… Да, да, непременно нужно будет посадить сад!
И он повеселел.
В субботу вечером, проезжая через Ханой, он смотрел на залитые огнем улицы столицы, на ярко освещенные рабочие кварталы, где из окон лился электрический свет, и думал о том, сколько людей жили здесь когда-то раньше и вынуждены были уехать так же, как его мать…
Уже на подходе к дому он вдруг остановился.
Перед ним, там, где всегда ласково трепетали, приветствуя его, листья соанов, теперь была пустота, открытое небо и на нем множество звезд. Звезды мерцали, словно заигрывали с ним.
Он почувствовал вдруг, что пустота появилась не только здесь, и не только в сердце матери. Он чувствовал ее и в себе, хотя это ощущение наверняка слабее, чем боль матери. Теперь он лучше понял мать, и она стала ему еще ближе.
Он подошел к дому и увидел неясный силуэт матери, стоявшей посреди двора в сгущавшейся темноте, молча, как в немом фильме.
Старая женщина вошла в дом вместе с сыном.
Как и раньше, подождала, пока сын выпьет настой из листьев шам.
Сын налил настой в чашки, предложил матери выпить первой.
Она отпила глоток и сказала, сказала очень спокойно:
— Всего несколько часов прошло, как срубили их!
Потом повернулась и посмотрела на стволы соанов, сложенные штабелями в саду.
Оттуда долетал запах смолы соанов, родной, такой знакомый запах, сейчас казавшийся необычным.
Через несколько месяцев на том месте, где стоял дом старой женщины, где она когда-то похоронила своего старшего сына, уже высился цех автопокрышек. Каждый день, проходя мимо, женщина поднимала голову и смотрела вверх, на трубу, где ночью загорались красные огоньки. По субботам, возвращаясь из школы, ее младший сын тоже смотрел на эту трубу цеха автопокрышек. Автопокрышки со сверкающим клеймом «Золотая звезда» выглядели очень достойно — красивые и прочные, они не могли заявить о себе, но у них было много заслуг. Ведь благодаря им укорачивалось расстояние между людьми… Он думал о старшем брате, о других… Думал и о себе, о своей ответственности перед жизнью.
На новом месте он вместе с матерью в первый же год высадил несколько десятков соанов. Рядом они посадили также саженцы апельсиновых деревьев и нянов, пройдет время, и они станут приносить плоды.
За новым садом ухаживали не только мать и сын. Весь район и даже администрация района помогали как могли. А солнце и ветер открывали саду весь небосвод. Чтоб росли молодые деревца быстрее и выше.
Перевод И. Зимониной.
Хыу Май
ДАРЫ СЧАСТЬЯ
Придорожный столб показывал, что до Ханоя еще 250 километров. Фук наклонился вперед, посмотрел на спидометр, забормотал, подсчитывая среднюю скорость, с какой шла машина с утра, а потом спросил у шофера:
— Скажите, дорога от Моктяу до Хоабиня лучше?
Мы все боялись, что машина не успеет проскочить ремонтируемый участок дороги до установленного часа. Если придется задержаться там, мы попадем в Ханой на день позже.
— Дорогу чинят, и я не берусь ничего сказать заранее, — невесело ответил шофер.
Десять дней назад решили повезти нашего зарубежного гостя в Дьенбьенфу. Гость хотел своими глазами увидеть дорогу, по которой прошли солдаты перед историческим сражением, хотел увидеть знаменитую пристань Олан, перевал Лунгло. Он просил также, чтоб в этой поездке его кто-нибудь сопровождал.
У нас в учреждении все записывались наперебой. Это была действительно редкая возможность, поездка предстояла чрезвычайно увлекательная. Орггруппе пришлось немало потрудиться, чтобы уладить дело, и те, кто поехал, и те, кто остался, были довольны.
Мы оказались счастливчиками — нас включили в поездку. Она сулила много интересного как тем, кто бывал здесь во время войны Сопротивления, так и тем, кто впервые попал в Дьенбьенфу. Но вот цель поездки была достигнута, и наше настроение упало, хотя путешествие еще не кончилось.
Едва мы ступили на землю Дьенбьенфу, как нас одолели воспоминания. В госхозе, в воинских подразделениях шли оживленные приготовления к встрече Нового года. Рабочие и бойцы, которым посчастливилось поехать на празднование Тета домой, — все спешили достать билеты на поезд или на самолет. Не проходило дня, чтобы кто-нибудь не пришел к нам попросить взять его с собой на машине. Цена апельсинов из Мыонгпона на рынке Дьенбьен подскочила чуть ли не вдвое. Все это сразу напомнило нам о бесчисленных домашних делах, которые нужно было закончить в последние дни уходящего года. Поэтому, когда, согласно программе, гость сел в самолет, отправлявшийся в Ханой, каждому из нас захотелось оказаться вместе с ним, чтобы через два часа очутиться дома.
Мы не стали возвращаться через Иенбо, а выбрали дорогу № 6 через Хоабинь, более короткую и легкую.
В машине теперь было теснее, чем на пути сюда, в Дьенбьенфу. Двое военных с многочисленными рюкзаками, сетками и свертками, загромоздившими все пространство между сидениями, устроились на том месте, где раньше ехал гость. Мы тоже обзавелись покупками, и в машине было очень тесно.
Фук особенно беспокоился об апельсинах. Покупая их, он выбирал самые спелые, и теперь боялся, что в такой тесноте их раздавят. Тхинь, сидевший сзади, одной рукой все время вынужден был держаться за стенку, потому что машину трясло от бесчисленных выбоин на дороге, другой рукой он прижимал к себе бутыль с медом, который купил в надежде вылечить больной желудок. Но хуже всего было другое: каждый с тревогой думал, что если придется четыре часа пережидать у закрытого участка дороги, то он не успеет сделать множество разных дел, хотя на самом деле, по программе, составленной в Ханое, мы должны были вернуться в Ханой только завтра.
Единственный человек в нашей машине, который ничем не выказывал своего нетерпения, был шофер. Сегодня утром он решительно отказался выехать пораньше, чтобы сэкономить время. Мы горячились, нам хотелось попасть в Ханой как можно быстрее, но он словно не обращал на это никакого внимания. Сейчас он спокойно вел машину, вел, надо сказать, не слишком быстро. Наша скорость вообще редко превышала тридцать километров. Конечно, он поступал правильно. Как мог он всерьез отнестись к нашей просьбе, если приходилось ехать по неровной, извилистой дороге, поднимавшейся на затянутые облаками перевалы, а рядом зияли глубокие пропасти.
Шофер, замедлив скорость, дал сигнал — впереди оказался неожиданно крутой поворот.
— Всего десять дней как из Ханоя, а спешите так, будто десяток лет там не были, — пробормотал вдруг шофер.
Наверно, он хотел положить конец нашим просьбам, чтобы мы не мешали ему сосредоточиться на дороге и указателях, которые то и дело появлялись на обочине, предупреждая об опасности. Его слова заставили нас опомниться, мы поняли, что в своем нетерпении зашли слишком далеко. Стало стыдно. В самом деле, в этой машине единственным человеком, который круглый год находился вдали от Ханоя, был шофер. Тем не менее, мы не могли оторвать глаз от стрелки часов и столбов с указателями расстояния до Ханоя.