Она совсем расчувствовалась.
Май стояла рядом и очень волновалась.
— Идет! Идет… — закричала Хыок, она бежала со стороны дюн. — Я забралась на самую верхушку и увидела оттуда белую точку в море, это они!
Берег мгновенно оживился. Женщины собрали лодки с ветвями маскировки в одном месте. Сочно-зелеными ветвями кокосовых пальм в деревне очень дорожили. Раньше никому не пришло бы в голову срезать хоть одну веточку у соседа. Ведь на один лист меньше на кокосовой пальме — значит, меньше на целый орех. Ну, а сейчас семьи соревновались между собой, кто больше даст пальмовых листьев для маскировки катера. Хыок позвала с собой нескольких женщин и пошла на кухню поставить на огонь котел с креветками и крабами. Нужно было еще просеять муку и сделать клецки да добавить перцу и лука. Пусть у парней после трудной ночной вахты прибавится сил! Куэт проверила, не остыл ли котел с ароматным зеленым чаем. Один за другим подошли молодые ребята из ополчения и, с нетерпением поглядывая в сторону уже показавшегося катера, спросили, не надо ли помочь. Подошел старый Кхай. Он с трудом тащил пять больших орехов, его сиамская пальма славилась на всю деревню, таких вкусных плодов не было ни у кого. Май помчалась домой и попросила отца сбить с дерева еще три кокоса.
Когда она, неся кокосы, подошла к пристани, с катера, входящего в протоку, донесся гудок, его далеко разносило ветром. Вот он, катер! Его нос разрезал волны, как лемех плуга, а волны плясали вдоль бортов и с шумом бились в них.
Женщины с радостными криками бросились к самой кромке берега, навстречу уже подходившему к пристани катеру. Матросы выстроились шеренгой на палубе. Темно-зеленые робы трепал ветер, матросы улыбались и радостно махали собравшимся на берегу.
Удостоверившись, что моряки наконец-то вернулись, Май помчалась обратно домой помочь Зуен поскорее обрушить оставшийся рис. Лан, младшая сестренка, принесла сухих тополиных веток и разожгла огонь, чтоб приготовить еду. Отец латал кооперативные сети. Малыши Хиеу и Нгиа гонялись под аноной за перепелками.
— Ну как там, никто не ранен? — спросила Зуен у Май.
— Нет, все в порядке. Ой, один издали так похож на Чунга, я все на него смотрела. Но когда подошли поближе, оказалось, совсем не похож.
— Чунг далеко, если б он был где-то здесь, поблизости, отчего бы ему домой не заглянуть, — рассмеялась Зуен. — Знаешь, когда ты уезжала к отцовской родне, — снова сказала она после некоторого молчания, — ты не знала, я ведь очень хотела, чтобы Чунг пошел в армию. Но как ему об этом сказать? И я написала заявление в движение «Трех замен». Если б у меня не было двух малышей на руках, то я записалась бы еще и в «Три готовности». Не хотелось мне, чтобы Чунг видел в нас обузу. В конце-концов я решилась и сказала ему: «Знаешь, я уйду на работу, стану жить отдельно от семьи, ладно?» Он только глянул на меня пристально: «Оставайся дома, расти малышей, а я пойду в армию. Я давно собираюсь, боялся только, что тебе одной дома будет трудно». И так мне его тут жалко стало! Выходит, мы оба об одном и том же думали, хотя ничего друг другу не говорили. Я сказала ему: «Хорошо, иди. Мы-то с матерью остаемся». Когда мама узнала, она тоже сказала: «Ты скажи ему, чтоб шел спокойно. А дома — сыты мы или голодны — мы ведь все вместе, да и не одни, люди кругом, пусть не тревожится». Только по голосу ее поняла я, как она его жалеет. Отец велел мне приготовить курицу и купить вина, чтоб «отметить» отъезд. Поели, я пошла за водой, мама спустилась в лодку, а Чунг поцеловал Хиеу и Нгиа, простился с отцом, надел рюкзак и поскорее ушел, не сказав ни маме, ни мне ни единого слова… Боялся, наверно, что мы повиснем на нем, не отпустим.
Глядя на ее миловидное полное лицо, Май вдруг подумала: «Какая хорошая пара, если б не помешали враги, как они могли быть счастливы…»
От ударов о ступу как будто подрагивал даже солнечный свет, косыми лучами заливавший полдвора. Зуен, точно что-то ее вдруг подстегнуло, затянула частушку:
Ее сильный голос словно пригласил Май подхватить: