— Ладно, даю тебе полтора донга! Это — хорошие деньги. Купишь гостинцев ребятам.
Услышав чужой голос, воробышек вздрогнул, вскочил на лапки и взмыл в вышину. На этот раз он взлетел высоко-высоко в лучах утреннего солнца, мгновенно превратился в темно-коричневую точку и исчез.
Пожилой заключенный, у которого бицепсы выпирали из-под казенной рубахи, засмеялся, и его реденькая бороденка затряслась.
— Упустил ты птичку. Осталась пустая клетка. Тащить ее с собой тебе незачем, отдать — некому; если за полтора донга не продашь, то сколько же ты хочешь?
Седьмой Ниеу с великим трудом сдержался, чтобы не послать старого зануду куда-нибудь подальше. Все еще глядя вслед воробышку, он сказал:
— Ни за полтора донга, ни за пятнадцать не продам. Не продам, и точка. Скоро обед, на стол накрывать пора, а то явится бригада, скажут они тебе ласковое слово.
Заключенный хмыкнул и отвалился, что-то ворча себе под нос.
Конечно, полтора донга для Седьмого Ниеу деньги немалые, не говоря уже о пятнадцати. Он решил про себя, что отвезет домой вместе с десятью донгами, которые ему выдали в лагере на дорогу, премиальные — сорок четыре донга, отложенные еще в начале года, за вычетом десяти донгов, потраченных на гостинцы. На эти деньги он сошьет жене кофту, а детям — рубашки, как говорится, на радость и на счастье семье, то самое счастье, которое сам разрушил и которое только теперь научился ценить. Да, на те полтора донга Седьмой Ниеу мог бы прикупить еще сто граммов табаку, золотистого, будто шелк, — его выращивают в лагере, — чтобы угостить односельчан. Или взять сто граммов отменного чаю, который тоже растят здесь, — для соседей, любителей чая. Или прихватить для соседских ребятишек еще полкилограмма конфет, их тоже варят здесь из тростникового сахара и ячменя. Невелики деньги, а гостинцы эти дороги как внимание к людям, особенно если человек возвращается домой после долгой разлуки. Но сейчас, если даже кто-нибудь и впрямь отвалил бы пятнадцать донгов за клетку, вряд ли верзила продал бы ее. Потому что есть святые чувства, которые не размениваются на деньги.
В задумчивости Седьмой Ниеу залюбовался клеткой, сделанной собственными руками, словно зодчий, который в изумлении застыл перед дворцом, построенным по его замыслу. Клетка была очень пропорциональной — не большая и не маленькая. Она напоминала императорские палаты, с верхней галереей, четырехъярусной крышей, украшенной загнутыми вверх краями. Для прутьев клетки — из бамбуковой дранки — он выбирал только стволы старого бамбука, тонко расщеплял их, полировал до блеска и долго выдерживал высоко над очагом на кухне, пока они не чернели; тогда он наводил лоск с помощью воды и сухих банановых листьев. Клетку он скреплял не индийским тростником или веревкой из бамбукового лыка, а ровно-ровно прорезал отверстия раскаленным шилом в коленцах бамбука. Два желобка — для воды и для зернышек — были сделаны из бамбука цвета темной слоновой кости и тоже отполированы. А на подставочках вырезаны строки старинных стихов. Мастерить клетку Седьмой Ниеу стал после того, как лагерь из-за бомбежек перебазировали на новое место в джунгли. Он работал над нею в часы послеобеденного отдыха и вечерами, когда не было учебы и собраний. Он закончил ее в тот самый день, когда громкоговоритель в исправительно-трудовом лагере передал сообщение радиостанции «Голос Вьетнама»: американцы, потерпев провал, вынуждены прекратить бомбардировки на всей территории ДРВ[6]. В тот день для заключенных устроили вечер с играми и развлечениями, провели конкурс на лучшую клетку для птиц, в котором участвовали все три отделения лагеря, и первая премия досталась Седьмому Ниеу…
Чья-то рука легла ему на плечо, и поток его мыслей прервался. Он обернулся и поспешно вскочил на ноги.
— А, гражда… — начал было по привычке Ниеу, но поправился, — это вы…
Хинь, милиционер-воспитатель, мужчина лет тридцати, в светло-бежевой форменной одежде, заговорил своим обычным приветливым тоном:
— Ну как, подготовили вещи и документы к отъезду? Я слышал, что вы заходили ко мне, но я был в это время на территории: надо было предупредить Маня, чтобы явился в дом для посетителей, — к нему из деревни приехала жена с ребенком. А у вас ко мне дело?
6
Имеется в виду заявление Л. Джонсона о прекращении бомбардировок территории ДРВ с 1 ноября 1968 г.