Едва стихли выстрелы, девушки доставили До в госпиталь. Коротышка-медсестра всю дорогу в машине скорой помощи бережно поддерживала, прижав к своей груди, забинтованную голову раненого. Машина проехала мимо работавшей на набережной тетушки Зоан, но она не обратила на нее никакого внимания. Накрыв голову пропылившейся косынкой и с трудом волоча тяжеленные свои сапоги, она разравнивала граблями не накатанный еще маслянисто-черный асфальт, по которому была разбросана щебенка. Машина с красным крестом тут же скрылась из виду, свернув в узенькую улочку.
Вечером ансамбль Лиен возвращался с левого берега реки в город. Сквозь кромешную тьму невозможно было различить вдалеке привычные контуры железного моста. Но едва они сошли на паром, широкая и шумная Красная река заговорила с ними, делясь новостями. Фары автомашин, вереницей въезжавших в город, высвечивали из темноты кружащиеся словно в хороводе водовороты. Катер тащил от одного берега к другому паром, с которого падали на широкую спину реки черные концы тяжелых буксировочных тросов. Посреди настила несколько досок, выбитых волнами из гнезд, изгибались, словно натянутые луки. Из прибрежных зарослей тростника — тихих и пустынных — вдруг появились люди — одна цепочка, за ней другая, с коромыслами и мешками на плечах они бежали по влажному песку, торопясь к парому.
Красная река вступала в пору паводка. Она вздулась и грозно ревела. Лиен — ведь она выросла здесь — давно поняла, что река эта похожа на жизнь — такая же кипучая, всеведущая и не знающая покоя. Всякий раз, встречаясь с рекой, люди вспоминали о великом народе, о тяжких его страданиях и горестях, неуемных его желаниях и чаяниях и неодолимой силе. А рядом, у самой реки, Ханой, красивый и ласковый город, зажигал навстречу Лиен свои огни. Вдоль берега, облокотись друг на дружку, стояли дома, на кровлях их огневые точки ополченцев ощетинились нацеленными в небо пулеметными стволами. Улицы эти, обсаженные деревьями, чьи шумящие зеленью кроны и нынче, в дни ярости и гнева, источали благоухание цветов, эти люди, такие знакомые и близкие, что сражались сегодня с захватчиками и способны были выдержать любые удары, любой натиск врага…
Поднявшись на набережную, Лиен сразу наткнулась на большую толпу, в центре ее конвоиры вели сбитых летчиков, сзади запряженная волами повозка волокла останки американского самолета. Чуть дальше, у большого дома, только что разбитого бомбой, хлопотали пожарники в касках и желтых брезентовых робах, подтягивая от своих машин толстые рукава брандспойтов. Минуту спустя из шлангов ударили мощные струи воды, и над пожарищем взвились клубы пара. Несколько человек в касках, с топориками на длинных рукоятках карабкались по лестницам на готовые рухнуть стены. И, заглушая всех и вся, гремел бодрый строевой марш.
По заранее намеченной программе сегодня ночью ансамбль Лиен должен был дать концерт в военном госпитале. Держа в руке чемоданчик (внутри ничего, кроме зеркальца, гребенки и — увы, остатков — пудры), она шагала по улице рядом с друзьями. На деревьях у госпитальных ворот яростно стрекотали цикады. Возле широко распахнутых железных створок их поджидало множество народа. Каждому хотелось познакомиться с актрисами и сказать им что-нибудь приятное.
— Привет бойцам культурного фронта! Наконец-то и к нам пожаловали!
— А мы вас ждем не дождемся. С утра все бегаем к воротам.
Проходя по широкому коридору, Лиен заметила краем глаза, как из холодной, освещенной голубоватым светом комнаты вывезли каталку; на ней лежал раненый, наверно, закончилась операция. Следом шла медсестра вся в белом — единственным темным пятном были волосы, туго стянутые узлом на затылке. Не обращая внимания на идущих по коридору людей, сестра остановила каталку и осторожно подоткнула свесившийся угол простыни.
— У него перебита артерия, — сказал актрисам врач, судя по очкам, очень близорукий человек. — Мы только что извлекли осколок.
— Доктор, а он уже пришел в сознание?
— Я уверен, он сразу очнется, как только услышит ваше пение.
Врач улыбнулся Лиен, голос у него был мягкий и теплый. Она покраснела и замедлила шаг. Зрители и артисты спускались по ступенькам с террасы на посыпанную гравием дорожку, уводившую в глубь просторного сада. Собралось очень много раненых. Лион повернулась к зданию госпиталя; светлые распахнутые окна были похожи на широко раскрытые глаза. Сердце ее вдруг сжала тревога: «А если это он, До, ведь она его вспоминала сегодня весь день?..» И она заволновалась: долетит ли туда, к нему, ее песня?