Перевод М. Ткачева.
ВЫСОКО В ГОРАХ
Итак, сегодня связной опять не явился в срок. Товарищ Кам, партийный секретарь общины Налыонг, очень волновался. Ручей, журча, падал с камня на камень, и звонкие капли, казалось, ударяли в застывшее от ожидания сердце Кама.
— Ну вот, — бормотал он, — пришла весна, и партийная газета опять запаздывает. Снова весенняя красота задерживает товарища связного в пути. На этот раз я его уже не помилую, задам как следует. Видно, весенние цветочки ему дороже партийной газеты. Бездельник!
«Товарищ связной» приходился Каму племянником и при встречах почтительно величал его дядей. Кам помнил мальчика с тех пор, как он родился на свет; он был тогда величиною с ладонь и красный-красный, как кровь. И рос он быстрее, чем дерево на берегу ручья. Не поймешь даже, откуда у него брались силы, чтоб так расти. Ушел Кам на дальнюю пашню, вернулся — а малыш уже с трехмесячного поросенка. Высадили рис, и пока он наливался молочным соком, мальчик стал ростом с маленькую лань. Рис начал созревать, а ребенок уже мог сидеть. К тому времени, когда выжигали заросли под новый посев, мальчик научился ходить. И с этой поры Кам исчислял его возраст по сезонам дождей. Один сезон дождей, два, три…
Малыш был сперва как теленочек, Потом вымахал с доброго пса, а после стал как тигренок, настоящий дикий тигренок. Любые заросли и кручи были ему нипочем. А ум у него был светлый. Он знал все на свете, и только страх был ему незнаком.
Всякий раз в сезон дождей Кам отмечал углем на столбе внутри дома рост малыша. Пять черных черточек, шесть черных черточек, семь черных черточек… Кам считал лета племянника, но забывал считать свои собственные…
Но вот случилось великое дело, такое важное дело, что Кам позабыл о столбе с семью черточками и больше не сделал на нем ни одной отметки. В горной деревушке у них побывал Старик. Тогда Кам очень удивился, впрочем, даже сейчас, вспоминая то время, он продолжал изумляться.
Тогда тоже стояла весна, как и теперь. И вода в ручье, вот так же звеня, прыгала с камня на камень. И горы — одна выше другой — замыкали со всех сторон маленькую долину, изогнутую, как рог буйвола. Да, все было именно так. Но случилось тогда небывалое дело. В деревню мео, что стояла на самой вершине и круглый год пряталась за тучами, отроду никто не заглядывал, разве что забежит голодный тигр или заблудившийся в скалах кабан. Никогда человек не приходил в гости в эту деревню; никто еще не перебирался через этот ручей, не влезал на эти кручи, не поднимался по этим ступенькам. Никто из чужих не входил в эти дома и не садился на эти циновки.
И вот однажды пришел неведомый гость. Что он был за человек? Никто не знал. Сосед Лан уверял, будто человек этот — тай. Тха спорил, твердя, что он из племени нянг. Старый одноглазый Ри, который знал все на свете, говорил: этот человек — тоже мео, и все тут. А бабка Киен утверждала: ничего подобного, этот человек — кинь. Но самый древний старик в деревне отозвал Кама к ручью и сказал так: все они не правы, это — человек Революции.
Люди Революции… На какой горе они жили? Кам ничего не слыхал о них.
Кам взглянул тогда на Старика всего один раз, только разок за всю долгую ночь. А теперь сокрушался и сожалел об этом. Знал бы тогда, разглядел бы как следует, чтобы запомнить. Старик-то ведь был не простой гость. Это был дядя Хо[59].
Старик переждал в деревушке мео дождливую ночь. И ушел. Ушел туда, где стоят самые высокие горы. А вскоре после этого и Кам бросил дом, бросил пашню и даже своего маленького племянника и столб с семью черными метками и тоже ушел из деревни. Долгие годы Кам шагал по разным дорогам, но Старика он не встретил больше ни разу. И все же Кам твердо знал, что идет верным путем, указанным дядей Хо. Сколько ни перешел он ручьев и рек, на какие бы горы ни забирался, по каким бы тропинкам ни шагал, Кам всегда думал: «Здесь проходил Старик… Тут наверняка проходил дядя Хо…». И Кам ни разу не усомнился, что идет по правильному пути. День за днем шел Кам по этому пути, и вот настал День Независимости.
Когда началась Революция, Кам возвратился в свою деревню. Ну и дела! Неужто это его племянник, который когда-то говорил ему «дядя»? Точно, он! Только теперь он вымахал в долговязого здоровенного парня. Широкая спина его горбилась — точно у зверя, готовящегося к прыжку. Волосы были черные и длинные. А глаза — поистине, это были глаза юноши мео — чуть раскосые, они горели ярко, точно факел в ночном лесу, и проникали в самое сердце девушек. Сперва он, конечно, не признал Кама, негодник!