— Ты что, не узнаешь меня? А ведь это я кормил и растил тебя, когда ты был еще маленьким и красным-красным, как кровь. Я отмывал твои волосы буйволовым навозом в этом ручье. Значит, не узнаешь меня?.. Это я отмечал твой рост черными черточками!
И тогда он подскочил к Каму, ну точно лесной зверь, бросился, обнял и закричал:
— Ой, дядя Кам, дядя Кам! Вы уходили за Революцией. Как хорошо, что вы вернулись! А Старика нет с вами?
Кам уселся на пол, поставил винтовку между колен и сказал:
— Вот я и дома. — Он закурил длинную бамбуковую трубку. — Да, стар я стал, — продолжал он. — Революция еще не кончилась, а я вернулся. Теперь ты должен идти. А пока Революция продолжается, Старику недосуг возвращаться сюда, к нам. Еще очень трудно. И враги наступают на нас.
Кам и вправду постарел. Всего только и поднялся по лестнице, а колени уже дрожат-от усталости. Прежде, бывало, целый день гоняет оленя по лесу, ноги оленя дрожат и слабеют, однако его, Кама, ноги, словно выточенные ил железного дерева, твердо ступают по земле. А нынче…
Товарищи говорили: «Кам, ты уже стар и слаб здоровьем!» Но Кам их не слушал. Революция еще не кончилась. Как же ему покинуть ее ряды? Товарищи ругали Кама. Ругают — ну и пусть ругают, он все равно останется с Революцией до конца.
Старик ведь не уходит, а он куда старше Кама. Потом товарищи дали Каму задание: «Кам, ты должен вернуться в горы и там, у себя, проводить Революцию. Пусть Революция придет и в вашу общину. Всюду, где людям еще плохо, нужно делать Революцию». И тогда Кам возвратился…
Десять лет прошло, и Кам вернулся проводить Революцию в общине мео, ютившейся на вершинах гор. Дожди приходили, уходили и возвращались вновь, как верный, никогда не обманывающий друг. В волосах Кама заблестели серебряные нити, их становилось все больше и больше. Но Кам не оставил Революцию. Он стал председателем общины. И вот однажды, тоже во время дождей, загрохотали пушки внизу, у Футхонга и близ перевала Зианг[60]. Кам возглавил колонну народных носильщиков[61] мео. Они носили снаряды и патроны, рис и питьевую воду для солдат.
Луна ушла, и родилась новая луна, покуда носильщики мео воротились восвояси. Не хватало только одного человека — племянника Кама. Все эти десять дней он даже рта не раскрыл и не сказал Каму ни слова. Но Кам видел, что племянник о чем-то думает и вид у него хмурый, неприступный. Кам сказал себе: «О чем это он так задумался? Почему он больше не распевает свои песни и даже шутить перестал? А, бывало, ведь пел так, что сердца девушек мео загорались огнем. Может, он пал духом? Я вскормил и взрастил его, а он опозорил меня!..»
Однажды утром племянник сказал Каму:
— Дядя, я все решил, я ухожу делать Революцию.
— Народные носильщики тоже трудятся ради Революции.
— Нет, я пойду совершать Революцию вместе с солдатами.
И он ушел.
Вот когда Кам почувствовал, как он одинок, и нет у него ни родных, ни близких. Кам вырос, словно одинокое дерево на лугу. Без отца и без матери. И племянник Кама тоже рос без родителей. Едва он родился на свет, как сразу осиротел. Кам кормил его, растил, а сам позабыл и жениться. Потом Кам ушел за Революцией. А когда вернулся, снова стал жить вместе с племянником. И вот теперь племянник ушел. Кам опять как одинокое дерево среди диких трав. Когда Кам возвращался с фронта, он шагал по беловатым кручам перевала Кеоко и думы его были тревожны, как никогда. Он то грустил и печалился, потому что племянник его покинул, то радовался: ведь парень будет солдатом Революции, а много ли их среди мео. Мысли Кама метались, словно ручей, когда, налетев на завалившие русло каменные глыбы, он ищет выхода и наконец, поднявшись, заливает берега.
Вскоре Кам стал еще и партийным секретарем Налыонга. Дел сразу прибавилось: тут тебе и снабжение солдат, и партсобрания в уезде, и расширение производства…
Дожди приходили, дожди уходили и возвращались снова…
И вот в один прекрасный день племянник вернулся. Он сказал:
— Знаешь, дядя, врагам пришел конец. Теперь я буду работать для Революции здесь, в нашей общине.
Он стал связным уезда. Его назначили связным, потому что в армии он научился грамоте. И ум у него был светлый, как и раньше. Он свободно читал любые газеты и документы.
— В этой бумаге, — говорил он Каму, — написано: «С уважением посылается Ли А Фу, восемнадцатого апреля тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Уездный Исполнительный комитет почтительно приглашает Вас…» Вот газета для Ло Ван Нама. Запомнил?.. Видишь, передовая статья «Американские империалисты продолжают вмешиваться…»
61