— Я вовсе не коммунистка! И мой муж не толкал меня на подрывные действия. Но разве только вам позволено расправляться с другими? Я тоже могу убивать. Это все, что я хотела сказать.
Они били ее до тех пор, пока она не потеряла сознание.
Даже в полузабытьи она отчетливо помнила тот последний день и прощание с мужем на берегу моря.
Ее бросили в джип и повезли на расстрел в Куангчи. Они даже не дали ей посмотреть в последний раз на родные места. Река, пристань, доносившаяся с того берега музыка, полная могучей любви к жизни, цветы, детские голоса… вся эта земля, ставшая сейчас пограничной зоной, и эта прекрасная осень посылали ей свой прощальный привет. Прощальный привет человеку, соединившему себя с родиной узами неодолимой любви.
Перевод И. Глебовой.
Нгуен Тхе Фыонг
РАССКАЗ БЫВШЕГО АКТЕРА
На свет я появился в деревне Тхыонглао, в темной клетушке, примыкавшей к конюшне богатого помещика. Моя мать была когда-то актрисой, славившейся на всю округу. Завороженный ее красотой и чудесным голосом, помещик купил девушку, чтобы сделать ее наложницей, но потом, боясь своей ревнивой супруги, отдал бывшую актрису в жены конюху.
Так поженились мои родители. Я всегда с жалостью думал, что минуты счастья, которые моей матери было суждено познать, протекли возле этой конюшни. Она рассказывала, что пела от радости, когда узнала, что носит под сердцем ребенка.
— Когда я пою, — говорила она мужу, — мне становится легче.
Как-то вечером родители принялись рушить рис, и моя мать стала напевать народные песни, она и не заметила, что возле дверей собралась толпа. Помещик тоже слушал, спрятавшись в кустах, но госпожа помещица заприметила его там, и ему пришлось с конфузом отправиться восвояси. А моему отцу злая женщина сказала:
— Передай жене, чтоб не смела больше устраивать здесь лицедейство. Иначе я прогоню вас обоих прочь.
С тех пор моя мать не осмеливалась больше петь так, как прежде, а если и затягивала песню, то пела негромко, вполголоса. Она нередко напевала, убаюкивая меня. Отец обычно, вспоминая об этом, добавлял:
— Поистине, в крови ее горел священный огонь.
Я знаю от отца, что она не пропускала ни одного представления, если в нашу деревню забредала бродячая труппа. Взяв меня на руки, она шла смотреть представление, а когда труппа уходила из деревни, мать целыми днями ходила задумчивая и грустная.
Единственной радостью была для нее любовь к отцу. Эта любовь заставляла ее без жалоб и сетований до самой смерти (а умерла она, когда мне минуло шесть лет) переносить самые тяжкие унижения, какие только выпадают на долю прислуги.
Я очень смутно помню лицо моей матери, но я никогда не забуду ее голоса, не забуду, как она пела, баюкая меня.
Именно в эти минуты, я думаю, она передала мне тот самый священный огонь, который пылал в ее крови: с самого раннего детства я любил разрисовывать себе лицо и петь. Мы жили все там же, при конюшне, и отца часто не бывало дома целыми днями. Однажды, вернувшись с поля, он застал меня с венком из цветов на голове: я пел, указывая пальцем на стрекозу. Это я разыгрывал, по-своему конечно, знаменитую роль безумной Ван из спектакля, который я недавно видел. Отец долго наблюдал за мною, а потом невнятно пробормотал что-то. Мне послышалось, что он сказал:
— Как хорошо, что у меня сын, а не дочка.
— Когда я вырасту, непременно пойду в актеры, как мама, — ответил я твердо.
Отец посмеялся над этим, он счел это детским увлечением:
— Разве это дело, быть актером? Сынок, зачем тебе такое ремесло?
Но детское увлечение стало жизненным призванием. До шестнадцати лет я жил с отцом. Но однажды я сбежал из того дома при конюшне. Мимо нас проходила бродячая труппа, я не удержался и примкнул к ней.
В своих странствиях с реквизитом за спиной я нечасто вспоминал о своем отце. Однажды острый запах конского навоза вдруг напомнил мне о доме, и я всем сердцем пожалел отца. Но возвращаться к нему мне не хотелось. Через три года я узнал, что он умер. Но я не посмел вернуться в деревню, не посмел прийти на его могилу и надеть траур.
Я стал актером народного театра тео. Скитаясь по деревням, я исходил всю страну. Вскоре благодаря голосу, который я унаследовал от матери, стала расти моя известность. Теперь моим именем называли те труппы, в которых я играл, выступая, конечно, в заглавных ролях. Сирота, человек безо всяких привязанностей, я находил радость только в своем искусстве. Так было до того дня, пока я не полюбил Ныонг, молодую актрису, она тоже играла главные роли.