Ай, молодцы! Во Валентина выдала! Если хорошо покрутить, то можно запросто докторскую сделать! Да не одну! Конечно, кое-какие шероховатости есть, например, допущения слабо обоснованы, а точнее вообще не обоснованы… Но это мелочи, особой сложности не представляющие.
А какая возможна реализация! Сказка! Мечта любого исследователя! Даже при небольшом финансировании эффект от внедрения будет потрясающим!
Как оказалось, далеко не все разделяли эйфорию Игоря. После доклада посыпались вопросы, из которых явно вытекало: поняли не все и не всё. Или сделали вид. А прозвучавший в вопросе-выступлении скепсис кафедрального профессора вызвал у Игоря что-то сродни недоумению.
Диссонансом прозвучало и выступление рецензента. После первых минут его спича Игорь понял: тот то ли не разобрался — не дошло, то ли шеф дал своему заму установку – топить, и теперь он ее отрабатывал добросовестнейшим образом. Поставленным преподавательским голосом Владимир Сергеевич разносил все в пух и прах, звучали сплошные «не»: неактуально, нет новизны, нет практического приложения, нет авторского вклада — одна сплошная компиляция. Вывод прозвучал безапелляционно: отчет представлять заказчику в таком виде нельзя, а потому кафедре следует напрячься и в кратчайшие сроки сварганить что-то более удобоваримое.
Кипя от возмущения, Игорь не сразу собрался с мыслями. Набросав на листочке тезисы, он ринулся в бой. Даже невооруженным глазом было видно, что Хоменко крайне не хочется дать ему выступить. Тот кивал, благодушно улыбаясь, дескать, да-да, вижу, потерпите немного, и всячески оттягивал этот момент, видимо, надеясь, что Игорь перекипит. Но не предоставить слово профессору все же не решился.
Возмущенный Игорь в выражениях себя не стеснял, от обычно рафинированной речи остались ошметки. В первую очередь досталось рецензенту. Игорь его обвинил в незнании предметной области, поверхностности при изучении отчета, ретроградстве, косности мышления и еще полудюжине смертных грехов. Не осталась без внимания и «группа поддержки» - откровенных прихвостней завкафедрой. Назревал скандал.
В углу, предвкушая драчку, возбужденно зашушукались аспиранты, но Хоменко недовольно покосился в их сторону, и они вмиг притихли.
После выступления Игоря дебаты развернулись с новой силой и пошли по второму кругу. Хоменко ввел в бой «резервы второго эшелона» — подхалимов с менее выраженным окрасом, которые в отличие от первых на людях вели себя гораздо с меньшим подобострастием. Теперь все внимание оказалось сосредоточенным уже на возмутителе спокойствия. Игорю поставили в вину и неколлективисткую позицию, и высокомерие по отношению к коллегам, и неуважительность к признанным авторитетам.
Как разит! Дышать нечем! Это же газовая камера!
В самый разгар аутодафе Игорь неуверенно поднялся, безуспешно попытался растянуть узел галстука, сделал пару нетвердых шагов и мешком осел на пол. Последнее, что он услышал, — истошное женское верещание…
Почти две недели Игорь провел в реанимации, затем еще две недели в кардиологии, а после выписки из больницы ему дали еще месяц на реабилитацию.
В больнице Игорь с удивлением отметил, что запахов в палитре заметно поубавилось. Пахло, как обычно: лекарствами, казенным бельем, подгнивающими фруктами из не съеденных передач. Первое время он этому тихо радовался.
Выходить после лечения на работу Игорь не спешил. Врачи не подгоняли, регулярно продлевая больничный, а сам он не торопился.
Дни напролет Игорь читал, что-то выписывал, обдумывал, медленно вышагивая по комнате. Но молчком, не комментируя. Домашние тихо удивлялись, однако с расспросами не приставали.
Но момент истины все же наступил. Когда участковый врач отказался в очередной раз продлевать бюллетень, Игорь не спорил, даже вздохнул с облегчением.