Хороший слуга всегда незаметен, вспомнила Юория слова дяди и чуть не разрыдалась: сейчас она многое отдала бы, чтобы стать незаметной. Юория жадно и вместе с тем бесшумно пила, захлебываясь, утоляя давнюю жажду, а Апудо сочувственно положила ей руку на плечо. Почему-то это прикосновение успокоило Юорию. Женщины сидели друг напротив друга, недвижимые и молчаливые, пока Вестер не блеснул кольцом, надевая его на запястье, и Юория не вынуждена была снова смотреть только на него.
Вестер слушал Ренарда и неспешно очищал от кожицы гранатовый плод, освобождая зерно за зерном. Юория залюбовалась его движениями, заслушалась свободно лившимся шепотом. Как она раньше не замечала силы мужа?
Тень Даора Кариона мелькнула перед ее мысленным взором и пропала, сменившись идеальным узким лицом, обрамленным темно-русыми волосами. Юория попыталась вернуться к образу дяди, но черты его расплывались. Вестер безусловно был красивее него.
— Ты не считаешь неразумным обсуждать это при ней? — спросил Ренард осторожно. Он стоял позади кресла Вестера, как и положено слуге, и склонился в восхитившем Юорию полупоклоне.
— Даже не будь на ней пояса, Юория — красивое и не слишком умное животное. — Голос Вестера звучал для Юории мелодией. — Что бы она ни услышала, использовать не сможет. А смогла бы — я ей не дам.
— Ты уверен?
— Конечно. Я носил браслет подчинения, помнишь?
— И ты здесь. Но меня беспокоит не только это. — Ренард оглядел Юорию неприязненно. — А если Даор Карион придет за ней?
— Возможно, однажды он придет, — ответил Вестер, но почему-то воодушевляющий смысл его слов ускользнул от Юории. — Не в ближайшее время. Только когда решит, что она пробыла тут достаточно долго, чтобы узнать хоть что-то полезное. К тому моменту мы организуем ему теплый прием.
— Мне это не нравится, — возразил Ренард, и Юория ощутила неудовольствие Вестера собственной ненавистью к этому зазнавшемуся человечишке. Прежде, чем Ренард успел продолжить, Юория вскочила и, путаясь в свободной юбке, одним махом преодолела ступени и схватилась за седые волосы. Ренард отшвырнул ее от себя. Несколько волосков осталось у Юории между пальцами, а сама она застыла за спиной кресла Вестера с другой стороны, унимая колотившееся сердце.
— Вестер, я не собиралась нападать на него, — зачем-то объяснила она мужу, и прикусила губу от досады, что не удалось удержаться. Собственный голос показался ей чужим, высоким и жалким.
Вестер не ответил, только усмехнулся и протянул ей половину граната. Юория взяла фрукт двумя руками, не понимая, что должна с ним делать. Сок тек по ее пальцам, терпкий и красный, как кровь.
17. Алана
На исходе третьего дня пути Келлан, наконец, разрешил перебраться из седла в не слишком удобную, но все же не бьющую при каждом шаге повозку. Сложно было назвать эту скромную коробку, завешенную выцветшей на солнце и измочаленной дождями и бурями тканью, каретой, но Алана устроилась на твердой лавке с большим удовольствием. Колени нещадно ныли, внутреннюю часть бедер сводило, а ягодицы так болели после суток галопа, что Алана даже не сделала попытки сесть. Обычно от небольшого роста были одни неудобства, но сейчас Алана порадовалась, что смогла, пусть и свернувшись, как ребенок, лечь на скамью боком.
Повозку подбрасывало на камнях, она вся скрипела и дребезжала, и от соломы на полу ощутимо пахло какой-то животиной, будто раньше хозяева перевозили то ли свиней, то ли коз прямо у себя под ногами. Грубый холщовый полог покачивался в такт движению, с ним играл ветер, и в истертостях мелькал свет. Алана слышала, как Келлан что-то вполголоса говорил хозяину повозки, правившему на козлах, но слов различить не могла, как ни прислушивалась. Она зажмурилась, наслаждаясь теплом и убаюкивающим стуком колес о щебень, и обняла себя руками.