«Ещё раз тронешь мою сестру…» – красноречиво сказал Оскар, отозвав тараканов одним лишь жестом. Пит, до этого отчаянно прыгавший, отряхивающий себя от бесконечного насекомьего войска, издал странный всхлип и закивал.
А потом, спустя три недели, папа решил внепланово залезть на чердак… и всё изменилось.
«В моём доме! Поганец, да как ты посмел!.. Да я тебя…»
Отец говорил много чего, совсем не стесняясь в выражениях. Оскар же, побелев, стоял на пустом чердаке, где ещё витал лёгкий запах химикатов. Вызвав дезинсекторов, отец, отваливший немаленькую сумму, успел уничтожить всех маленьких друзей сына.
«Теперь понял? – отдышавшись, спросил отец всё ещё молчащего Оскара. – Чтоб завтра же подал документы в…»
«Нет. Я пойду на энтомолога. И точка», – наконец, ответил сын сквозь зубы.
Отец замер – и взорвался.
«Тогда пошёл вон!..»
Не помогли ни уговоры жены, ни слёзы дочери. Оскар молча собрал вещи и ушёл в ночь, не оглянувшись на семью.
«Скатертью дорога!» – проорал отец вслед.
Больше они не видели Оскара. Сперва он звонил Коре, маме, затем перестал. Никто из друзей его не видел. По заявлению матери Оскара объявили в розыск, но полиция так и не нашла его: ни живым, ни мёртвым. Время шло. Кора, не в силах объявить папе бойкот, пошла в колледж, выбранный им; мама умерла, так и не простив мужа, а сам отец…
Отцу раз в год мерещились тараканы в доме. Он вызывал дезинсекторов и видел в этом происки блудного сына, который подкидывал ему любимых «зверюшек». Кора же давно свыклась с мыслью, что брата уже нет в живых.
– Пап. Тебе почудилось, – крикнула Кора, вернувшись в настоящее, и стала спускаться вниз.
– Почудилось? Да, точно, почудилось. Вот и хорошо, вот и славно, – кивнул отец, довольно, но нервно потирая руки. – Не вернулся… Нечего ему возвращаться. Опять позорить меня? Нетушки, сэр, нет…
Кора хмуро посмотрела на отца. Седой, уже в летах, он, тем не менее, считал, что находится в здравом уме и трезвой памяти. Однако со смертью жены и возрастом его характер стал хуже, чем был когда-то. А уж привычки к чистоте обрели оттенок маниакальности: купив продукты, он трижды протирал упаковку со спиртом, в любой сезон ходил по улице исключительно в маске и перчатках и делал влажную уборку дважды в день. Помощниц-горничных он не признавал. Не замечал смешков соседей. Зато продолжал ненавидеть сына и тараканов…
«Паранойя усугубляется. Надо бы попробовать сводить его к врачу», – засыпая в своей старой комнате, подумала Кора. Отец уговорил её остаться на ночь («Кора, детка, останься, я так соскучился…»), но удастся ли ей уговорить его на поход в клинику?
Засыпая, Кора всё думала о брате. О его смелости. О нём она думала и тогда, давным-давно, когда всё же решилась съехать из родительского гнезда. Нашла себе подходящую квартирку, арендовала… и наконец-то вздохнула свободней. Жаль, что Оскар не увидел этого. Он бы порадовался. Оскар…
– Эй, сестрёнка, – шепнул кто-то в комнате.
Что-то лёгкое, многолапое тронуло щёку, и Кора резко проснулась.
– Оск… – задохнулась она, увидев фигуру в лунном свете, но ночной гость лишь прижал палец к губам:
– Тс-с! Не разбуди его!
Кора медленно села на кровати. Казалось, тело стало каким-то неживым, кукольным. Зато тот, кто стоял в изножье кровати, выглядел живее всех живых.
– Оскар… – прошептала Кора, не замечая, что плачет.
И вдруг поняла, что не так: брат вовсе не изменился, не выглядел взрослым. Разве что стал бледнее. А ещё…
…То, что она приняла за одежду, которая слегка шевелилась от сквозняка, было тараканами. Именно они усеяли его голое тело, изображая куртку и штаны живой, подвижной и блестящей массой.
– Оскар, – сглотнув, прохрипела Кора, не в силах пошевелиться. – Ты…
Из синеватых губ брата выполз толстый, здоровенный таракан.
– Рад был повидаться, – сказал Оскар.
И улыбнулся, прежде чем исчезнуть.
***
Утренняя тишина взорвалась от вопля.
Едва не упав с кровати, Кора, как была, в ночнушке и одном тапочке, кинулась на крики отца, но уже в коридоре поняла, в чём причина его криков. По обоям маршировали тараканы. Они же заполняли кухню, где отец, вскочив на стол, одной рукой держал швабру, а другой – телефон.
– Приезжайте! Немедленно! Любые деньги!.. – срываясь на визг, прокричал отец в трубку и начал ожесточённо давить насекомых шваброй.