– Пап, слезай оттуда! – попросила Кора, прыгая то туда, то сюда, стремясь никого не раздавить. – Ну пожа…
– С ума сошла?! Дави их, дави!
Отец малость успокоился лишь тогда, когда дезинсекторы всё-таки приехали. Только после этого Кора смогла уговорить его переодеться и сходить развеяться в ближайший молл.
– Всё хорошо. Просто… перенервничал. Это просто насекомые, – сказал отец, идя под ручку с Корой. – Бывает…
Кора промолчала. Воспоминание о сне – сне? – всё ещё было свежим. Зудело внутри, точно таракан. Перед глазами всё стоял бледный, как привидение, Оскар.
– Кора, милая, переночуешь у меня ещё раз? – умоляюще спросил папа, когда они вернулись в дом после дезинсекции.
Скрепя сердце Кора согласилась. И вот – новая ночь, похрапывает в соседней спальне отец, а она лежит без сна, пялясь туда, где накануне появился Оскар. Вдруг снова появится?
Но вместо Оскара…
Шуршание. Тараканье шуршание на чердаке. Шаги.
«Не может…»
Громче, над спальней! Словно в самой комнате!
Храп внезапно стих. Неистовое шуршание в углу – и тут:
– Дилетанты! Ненавижу! – раненым слоном возопил отец.
Кора услышала грохот хлопнувшей двери, стук ножек стремянки по полу. Ещё успела выбежать в коридор, чтобы увидеть, как отец, чья ярость переборола страх, ругаясь, будто пьяный сапожник, лезет на чердак с бутылкой нового химиката в руках, и дверца лаза открывается сама собой.
Она не успела добежать. Он не успел даже вскрикнуть. Нечто невидимое, ухватив за лысую голову, дёрнуло его вверх, в темноту – и отец исчез. Шуршание прекратилось. Чердак стих.
Окаменев, Кора добрые десять минут смотрела на чёрный квадрат над головой. А потом полезла по стремянке. Нащупала обронённый отцом смартфон и, включив, огляделась.
Никого. Ничего. Даже паучков нет.
– Па-ап? – тихонько, неверяще позвала Кора и вдруг ощутила, что ей щекотно.
…По голой ноге, как у себя дома, полз крупный рыжий таракан.
Убить банши
Больше всего на свете мать любила выпивку и… волосы. Свои длинные, белокурые волосы, в которых, казалось, мерцал лунный свет. Худая, жёсткая, она часами сидела перед зеркалом и расчёсывала их, наверное, представляя себя прекрасной Рапунцель. Рон знал эту девушку из сказки. Мать как-то читала ему.
…Но чаще она обзывала его дрянным мальчишкой и пугала приходом банши.
– Она придёт за тобой, Рональд О’Мэлли! Она будет плакать и убивать! Потому что ты такой же дрянной, как отец! Бесполезный, глупый, гадкий мальчишка!..
Слова матери хлестали плёткой. Рон молча сносил их, глотая слёзы, и вспоминал отца, на которого был так похож. Вспоминал веснушки и ворох по-ирландски рыжих волос, в которых в солнечный денёк словно танцевали искры. Где он сейчас, с кем? Куда бежит? И почему, почему не взял его с собой?..
– Будешь перечить мне, будешь плохо учиться – она придёт за тобой! – повторяла мать, накачиваясь виски.
И всякий раз, когда она твердила это, Рону непременно снилась ирландская банши: высокая, худая, плачущая леди с длинными серебристыми волосами. Почти Рапунцель. Она тянула к нему костлявые пальцы, предвещая скорую смерть, и захлёбывалась рыданиями, в которых смешивались крики диких гусей, плач младенцев и волчий вой.
Банши. Главный страх детства.
Её образ исподтишка, понемногу отравлял жизнь Рона. Даже когда мать умерла, а он вырос, даже спустя столько лет Рон порой мучился от плохих снов и не мог спокойно смотреть на грустных длинноволосых блондинок. В каждой из них он видел банши – ведь глупости, мифы, детские сказки! – и из-за каждой из них сердце будто покрывалось корочкой льда, а ещё… виделась мать.
И от этого хотелось бежать, как сбежал давно сгинувший отец, в никуда, в ночь, разевая рот в беззвучном крике.
Рон не сразу понял, как может избавиться от страха и кошмаров. Но однажды всё-таки осознал, что делать. Говорят, лучшая защита – это нападение. Что ж. Те, кто так говорил, оказались правы.
Первую «банши» он подстерёг у кинотеатра. Она шла с вечернего сеанса, роняя слёзы на асфальт: лёгкий осенний плащ, капюшон… и волосы, гуще и красивей которых Рон ещё не видел. Всё оказалось просто. Ведь новичкам везёт.
Руки помнили пульсацию вен на тонкой, пахнущей лавандой, шее. Губы улыбались, пока Рон, посвистывая, шёл домой. Она не успела закричать. Она ничего не успела. В ту ночь он спал как младенец, а утром, впервые за много-много лет, проснулся бодрым и полным сил.
…Однако чем дальше, тем быстрее испарялась эта бодрость. Страх возвращался – когтистей и зубастей, чем прежде. И охоту на банши пришлось повторять. Ещё и ещё.