– Но… так же нельзя…
Рука на запястье сжалась крепче.
– Нельзя – лазать в чужие сады, деточка. Вот что нельзя, – прошипела Лотта, отпустив Вэнди.
Та попятилась, глядя на неё во все глаза.
– Феи не простят, – вдруг прошептала девочка. – Вы поплатитесь.
Лотта заставила себя ухмыльнуться. Однако от взгляда девчонки по спине прошёлся противный холодок. Руки безотчётно сомкнулись на животе, словно почуяв опасность для младенца.
– Феи не простят, – ещё тише повторила Вэнди, прежде чем убежать.
Лотта сглотнула и быстрей пошла на кассу.
***
С того дня начались кошмары, адски заболела голова. Рик-младший стал пинаться в животе всё ожесточённей. Вэнди и Флора взяли паузу, больше не показываясь у них в саду, но Лотта не перестала скрежетать зубами при мысли о них и «феях».
«Они не простят. Как же!» – пыталась фыркать Лотта.
Но чем ближе к рождению сына – тем страшней ей становилось. Дуб же, корявый исполин среди мшистой зелени сада, с каждым днём тревожил её всё больше. Его узловатые ветви и корни проникали в сны, тянулись к ней, будто щупальца кракена. Не раз и не два Лотта просыпалась в слезах и, глотая слова, умоляла Рика срубить чёртово дерево.
Последней каплей стал кошмар, в котором снова танцевали голые девки. Огоньки светлячков кружились над их головами, словно живые нимбы, но эти создания вовсе не были святыми. Они обливали недвижную, лежащую у корней дуба, Лотту патокой, сыпали сверху разноцветные бусины «Скиттлс»… И огоньки, вдруг обращаясь в крылатых человечков, накидывались на неё, орущую недобитой свиньёй. В нутре вспыхивала боль, между ног плескалось горячее и красное; феи обгрызали пуповину Рика-младшего и несли его в Дуб. В дупло. В своё логово. И там…
– Сруби его, сруби, сруби!.. – завыла Лотта утром, заламывая руки, и потеряла сознание.
Очнулась она рядом с семейным доктором, что щупал её пульс.
– Всё хорошо, миссис Гордон. Вы в порядке, малыш тоже.
Лотта сглотнула. И лишь после услышала, как в саду работает бензопила.
***
Всё, наконец, стало хорошо. Сон улучшился, на щёки вернулся румянец… Лотта вновь стала улыбаться, а Рик-младший – подобающе вести себя.
«Скоро увидимся, маленький», – шептала Лотта, любяще гладя живот. От кошмарного дуба не осталось и пенька.
Лишь однажды радость её омрачилась: в день, когда вернулись девчонки, что, как выяснилось, уезжали в другой город.
Лотту, опять задремавшую в кресле на веранде, разбудил крик. Продрав глаза, она увидела там, где стоял дуб, две сутулые, поникшие фигурки.
– Что, не ожидали, да? – с нескрываемым злорадством сказала Лотта, не спеша подойдя к ним со спины.
Вэнди и Флора не шевельнулись.
– Ищите себе другое место для игр. Уходите. Чего застыли?
Старшая, Вэнди, резко обернулась, и Лотта невольно попятилась: столько неприкрытой злости было на детском лице.
– Вы поплатитесь, – сказала девочка. Дёрнула за руку сестру, и обе они побежали к изгороди.
– Только попробуйте вернуться!.. – опомнившись, прокричала Лотта им вслед. Щёки её пылали, сердце болезненно колотилось.
…Но это всё были пустяки. Пустяки по сравнению с тем, что на следующее утро обнаружила Лотта.
Там, на земле, где стоял почивший дуб, лежал пластиковый пупс, запятнанный красным. А рядом, как, бывало, сладкое подношение, на листе лопуха багровели свежие капли крови.
«Феи не простят», – шепнул ветер, и ноги Лотты подломились. Живот резанула ужасная боль, стало мокро и страшно.
– Рик! – не своим голосом закричала Лотта.
И всё потемнело.
***
Она не знала, сколько прошло времени. Лишь запомнила резкий, больничный запах, свет и людей: в халатах, масках и шапочках. Где-то, без сомнения близко, стоял Рик. Наверное, это он держал её за руку, как тисками, пока врачи тащили из истерзанной утробы их первенца. Их сладкого Рика-младшего…
Его глаза были голубыми, а личико – красным и сморщенным. Лотта чётко запомнила это, перед тем, как погрузиться в сон без сновидений.
Но, когда малыша принесли покормить, улыбка вдруг застыла на её лице.
– Что такое, дорогая?
– Это не наш сын.
– Что? – поперхнулся Рик.
– Это не наш сын!..
И были слёзы, и был вызов медсестры с успокоительным, осмотр малыша и новые разговоры.
– Шарлотта, родная, тебе показалось…
– Его глаза были голубыми, голубыми!
– Карие глазки, замечательные, как у твоей мамы…
– Нет!
Младенец лежал на руках отца и, некормленый, тихонько плакал. Вдруг задохнувшись, Лотта вспомнила ужас на месте дуба.
– Что? Пупс в крови? – нахмурился Рик после её рассказа.
– Ты должен был увидеть!