Я провёл ревизию мыслехранилища. В голове носилась пустота, со звоном отражалась от стенок черепа. Умные мысли мою гениальную голову оставили в полном покое. Не долго думая я плюнул на реал, ушёл в виртуал: загрузил любимую стрелялку, отдался во власть кукловодов, что придумали для меня сказочку, где я – герой, и у меня всё получается, а если что-то идёт наперекосяк, то я всегда могу переиграть.
Из стрелялки я вывалился в одиннадцать. Проверил почту. В папке “Входящие” насчитал ноль писем. Даже спама – и того не нашёл. Затем я понюхал очередной дневник из сейфа. Запах крема потускнел чуть не вдвое, если можно определить двукратное ослабление запаха. Затем я вернулся к участию в боевых действиях на виртуальных полях сражений Второй Мировой.
В полночь я решил, что играть два часа кряду – это чересчур. Так можно забыть, где живёшь – в игре или в реальной жизни.
Я проверил почту, поглазел на нолик напротив папки “Входящие”, выключил компьютер, понюхал четвёртый дневник. Через четыре часа томления тетрадки в сейфе от запаха остались далёкие воспоминания. Я смог уловить уже не запах, а дохлую отдушку.
Когда я впервые открыл дневник накануне, то слышал запах не слабый, а довольно-таки ядрёный. То есть тому запаху от роду было всего-то около трёх часов, но наверняка меньше. Накануне я открыл дневник после того, как вернулся от мамашиных детишек с чемоданом тетрадок в клеточку, то есть около шести вечера, может, даже чуть позже. Значит, Лёва открывал дневник не раньше трёх дня, перед самым моим приходом, если не в то самое время, когда я разговаривал с Оксаной. Но в тот момент Лёва, со слов Оксаны, давил храпака. И зачем Лёве перечитывать дневник перед самым моим приходом?
Быть может, Лёва листал дневник перед тем как отправиться на боковую? У Лёвы почитать о мамашиной аллергии перед сном – некий ритуал? Иначе не заснёт? Если для того, чтобы заснуть, Лёва читал дневник бабушки, где та описывала смертельную болячку лёвиной мамаши, то снотворное у Лёвы довольно оригинальное.
Я понял, что запутался. Захотелось со злости сплюнуть. Хорошо, хоть вовремя сообразил, что сижу дома, а под ногами чистый пол. И на кой чёрт мне сдалось выяснять, за сколько часов запах выветрится из дневника?! Только потерял кучу времени!
Я тряхнул головой. Говорят, помогает распутать извилины. Мне не помогло. Наоборот, я вспомнил вид заспанного Лёвы, которого встретил в коридоре, когда я и Оксана шли за дневниками. Лёва выглядел не читателем дневников, а любителем придавить массу часика этак два-три подряд.
Мусорное ведро с шелестом полупустого пакета приняло мой плевок Злого Сыщика, а я вновь загрузил в мозги вопрос “Зачем Лёва читал дневник после заказа эсэмэски?”. Затем я вопрос переиначил: “Зачем Лёва читал дневник перед моим приходом?”.
Я отложил мозголомку на утро. Всё же вечер утра тупее.
*
*
Эксперимент закончился в пять утра. Сразу после подъёма я достал из сейфа очередной дневник, понюхал страницу с пятном от крема. Чуда не произошло. Кремом страница не пахла, как не пахло в моих мозгах ответами на вопросы, поставленные вечером. Варить лучше вчерашнего котелок не начал, и утро – что вечера мудренее – не помогло.
Я запустил комп, проверил почту. Во “входящих” меня ждало письмо от админа “Медбратии”. Настроение чуть приподнялось. Через три секунды, когда я открыл письмо и прочёл, настроение вернулось восвояси: где-то на уровень плинтуса. Админ “Медбратии” меня послал. Причём послал куда подальше, а заодно лишил меня права на дальнейшую переписку.
Админ блеснул в письме знаниями таких матосочетаний, что у меня – а я считал себя знатоком матерного слова – перехватило дух. Из кучи ругательств я выудил смысл письма: мол, у нас свобода информации, а частные сыщики, которые хотят узнать, кто в интернете что и кому сказал, все поголовно сволочи.
Я плюнул на вопли админа “Медбратии”, приступил к утренней тренировке.
Через час, мокрый от пота, я влез под душ, врубил воду на полную. Спустя пару секунд я чуть было не подпрыгнул. Хорошо, хоть не выпрыгнул из ванны и не закричал “Эврика!”. Прыгать мне было от чего, ведь ко мне пришёл ответ на вопрос “Зачем Лёва читал дневник перед моим приходом?”.
Дело оказалось в не Лёве. Лёва к дневнику мог и не прикасаться. Страницу могла намазать кремом Оксана.
Пока принимал душ, голова едва не распухла от наплыва мыслей. Я так увлёкся перебором версий, что голову мылил трижды.
Если дневник мазанула кремом Оксана, то какой дневник мазать, и какую страницу, Оксана знала. Но я помнил, что когда пришёл к Оксане за дневниками, то реальную причину, по которой хотел прочесть дневники, я Оксане не называл. Спел песенку о страшной семейной тайне, которую могли скрывать бабушкины дневники.