– Вы угадали. Я с мамашей не дружил. Хороший мотив, а?
– Это всё, что вы хотите рассказать о ваших отношениях с мамашей?
– Да.
– Тогда поехали к вашей сестре. Может, она расскажет больше.
Когда мы вышли из дома, я направился к своему джипчику, снял с сигнализации. Джипчик подмигнул габаритами. Лёва остановился, подарил мне взгляд, полный удивления.
– Ян, разве вы поедете на своей?
– Да.
– Я думал, что вас отвезу я. Потому и приехал на машине, а не просто позвонил. Когда с Оксаной поговорите, я вас домой отвезу, не волнуйтесь.
– Зачем вам палить лишний бензин?
– Да что тут палить? Мы ведь живём здесь рядом, в самом начале Конопатной. Седьмой дом.
Я поставил джипчик на сигнализацию, направился к зелёному жигулю-четвёрке, к которому подошёл Лёва. Пока топал, нашёл, о чём спросить Лёву ещё.
– Лёва, без мамашиных денег вы учиться дальше не сможете. Чем планируете заниматься теперь?
Лёва чуть переменился в лице, потёр пальцем под носом. Лёва приготовился врать.
Я поощрил Лёву улыбкой простачка.
– Лёва, если говорить не хотите – не надо.
– Я планирую работать на рынке. Буду продавать джинсы в мамашиной будке.
– Почему мне кажется, что вы врёте?
Лёва пожал плечами.
*
*
Перед тем, как войти во двор мамаши, я просунул голову в калитку, осмотрел ближайшие к воротам углы двора. Собачьих будок не заметил. Мудрость “Не верь глазам своим” я помню, потому спросил у Лёвы, есть ли во дворе собачки. К примеру, карманные доберманы, бойцовские болонки. Ведь частный дом обычно охраняют друзья человека, а хорошему кавказцу я на один зуб, и не подавится.
Лёва меня успокоил: мамаша собак не любит. Вернее, не любила. Причём с детства.
Я осмелел, и до садового столика, что стоял под высоченным – метров семь-восемь – орехом, топал с гордо поднятой головой.
На столике лежал раскрытый ноутбук. За ноутом сидела девушка. Взгляд поверх экрана прямо мне в глаза. Таким взглядом меня оценивал врач медкомиссии перед тем, как признать годным к строевой службе. Судя по довольству, написанному на лице девушки, фейс-и боди-контроль я миновал без проблем.
Лёва представил меня девушке. Мне сказал, что передо мной Оксана, лёвина сестра и дочурка его мамаши от того же отца, что и Лёва.
Оксана поднялась из-за стола. Не столько ради ритуала рукопожатия, сколько для того, чтобы показать свою фигуру.
Когда меня спросят, как выглядит Оксана, я скажу, что она красивая. Одному она покажется уродиной, другому тощей, третьему толстой коровой. Как по мне – так просто красивая девчонка в самом соку.
Я коснулся пальцами оксаниной ладони, имитируя рукопожатие, сел в указанное Оксаной кресло напротив. Лёва взял со стола бутылку минералки, отпил, фыркнул от удовольствия, предложил воды мне. Отхлебнуть живительной влаги, сдобренной лёвиной слюной, я отказался. Лёва пожал плечами, сказал Оксане, что в общих чертах мне всё объяснил, и что звать меня можно по имени, отчество втыкать всякий раз не обязательно.
Затем Лёва сообщил, что он своё дело сделал – меня привёз, и теперь отчаливает. Будет к восьми. Тогда и отвезёт меня домой. Лёва отхлебнул ещё с половинку литра минералки, зашагал к воротам. Через пару минут звук мотора жигуля-четвёрки затих вдали.
За те две минуты, что Лёва отчаливал, я успел услышать от Оксаны чуть не всю историю эсэмэски-убийцы, от момента прихода сообщения до минуты отъезда сапёров и кинологов с овчарками.
В конце рассказа Оксана пожаловалась, что милиция искать заказчика эсэмэски не рвётся. Оно и понятно: какая зарплата – такая и работа. Оксана хотела даже следователю заплатить, но побоялась. Милиции платить за поиски – сочтут взяткой. Потому Оксана и обратилась ко мне.
При всём своём многословии Оксана так и не сказала, зачем хочет найти заказчика эсэмэски. Когда я этот вопрос задал, Оксана чуть сузила глаза. Из-под длинных ресниц выстрелил такой выразительный взгляд, что мигом превратил симпатичную девчонку в злую кошку.
– Ян, нам надо определиться с понятиями. Мамашу заказчик эсэмэски убил. Потому будем говорить, что я нанимаю вас найти не заказчика, а убийцу.
– Зачем вам искать убийцу?
– Пусть его посадят. Мы из-за него потеряли мамашу. Теперь нам всё надо делать самим. А мы ещё не готовы. Мы можем так и разориться. Пусть его посадят, урода!
– И это всё?
– Мало? Ладно, скажу ещё. На нас косятся. Стали коситься после маминой смерти. Лёва говорит, что мне мерещится. Может, Лёва и слепой, но я вижу, как соседи стали шушукаться. Раньше такого не было. Да и на рынке знакомые смотрят косо. Но ведь мы ни при чём. Хочу, чтобы они знали, что эсэмэску заказали не мы.