У меня кулаки чесались его ударить, но я не мог двигаться и только с ненавистью смотрел в его сытую, довольную, гладкую морду. Перед этим человеком никогда не стояли такие задачи, как передо мной, он никогда не испытывал страданий или отчаяния. Он всегда делал правильный выбор, который приводил его к надежным и гарантированным результатам; в его мозгу инфузории-туфельки не помещалось более одной мысли, которую он и считал единственно верной. Мы на разных полюсах, нам никогда не понять друг друга.
— Поэтому, раз ты за себя отвечать не можешь, буду я за тебя отвечать. С этого дня больше никакого алкоголя и гулянок. Я запрещаю тебе, Юрий, отсутствовать дома после десяти часов вечера. Придешь хоть на полчаса позже — пеняй на себя. И возьмись за учебу, пожалуйста. Тебя обещали допустить, если сдашь все контрольные до Нового года.
Естественно, срать я хотел на все запреты. Напротив, очередное поползновение ограничить меня в правах вызвало только желание действовать наперекор. За кого он меня принимает? За ребенка, который даже не соображает, что у него на носу важное мероприятие, и беспечно оттягивается, надеясь получить медальку на авось? Бесит!!!
Сейчас же мне был нужен порох, и чем быстрее, тем лучше. Поэтому, еле-еле заставив себя подняться с постели, я потащился к Эдику, захватив с собой форму. Я собирался снюхать одну-две дороги, не более, а затем сразу поехать на тренировку, и был настолько уверен, что это не составит труда, что, когда набранные цифры на экране домофона продолжали мигать с навязчивым пиканьем, а дверь не открывалась, даже не мог в это поверить. Кислотой, что ли, опять обожрались?
После третьего звонка трубку наконец подняли.
— Кто? — глухо спросил непонятный голос, скорее всего, Эдика.
— Привет, это Юра… откроешь?
Голос долго молчал, затем прокашлялся и сипло ответил:
— Нет. Проблемы у нас, короче. Пока никого не принимаем.
Меня охватила паника.
— Но мне очень надо!
Послышалось шуршание, затем голос снова безэмоционально произнес:
— В ближайшую неделю точно нет. Когда можно будет, сообщим позже. Не ходи сюда, пока не разрешим.
Трубку резко бросили. Я стоял возле чужого подъезда, мимо ходили люди, падал легкий снежок, а мой мир стремительно рушился. Блять, блять, блять!!! Почему именно сейчас, когда для меня это критически важно?! Неужели всему конец?!
Отошел подальше, сел на скамейку на детской площадке, оперся локтями на колени. Все во мне горело, полыхало огнем от досады и вселенской несправедливости. Немного подуспокоившись, начал продумывать, как найти выход из сложившейся ситуации. В конце концов, Эдик не единственный, у кого водятся наркотики. Его квартира была просто местом для наших встреч, а закупались для вечеринок совершенно разные люди. У того же Шамиля наверняка полно связей, он сможет пробить для меня хотя бы полграмма. Да. Я просто позвоню кому-нибудь другому, и все будет хорошо.
не ищи себя в мире где нет сна
порох лишь аргумент перед страхом
Всего за несколько дней моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Сменялись день и ночь, но мой отсчет шел лишь от полосы до полосы. Я и хотел, и не мог, и боялся спать — боялся, что за короткое время отдыха другие обойдут меня в подготовке. Поэтому, как только чувствовал, что эффект спидов начинает ослабевать, сразу же принимал новую дозу — ровно столько, чтобы быть в тонусе, но и не словить страшных побочек. И тренировался, тренировался, тренировался, каждым своим появлением на катке нагоняя страх и трепет на других спортсменов.
Быстро стало понятно, что на чью-то помощь постоянно рассчитывать сложно. Никто не хотел рисковать только ради меня одного, и я сам начал заказывать для себя наркоту через интернет на черных рынках. Покупал по минимуму, чтобы употребить без остатка, но самый качественный и дорогой порох. Иной раз это выходило дважды, а то и трижды за день. Анонимно платил неизвестным продавцам, затем долго и томительно ждал, когда скинут фото закладки. И тут же срывался и ехал — хоть к черту на кулички, потому что через некоторое время незабранный товар могли перепродать другому.
Я научился разбираться в скорости, отличал ее сорта, вкус, цвет, запах. На глаз уже определял, разбодяжили ли порошок мелом, сахарной пудрой, баралгином. Ровнял себе идеально красивые дорожки. Понял, почему Кира постоянно закапывал себе капли для носа (теперь я тоже носил их в кармане), а Костя пользовался личной стеклянной трубочкой. Иногда даже мурашки пробегали по коже при мысли, что я там мог подхватить, вдыхая через общую со всеми купюру; но я успокаивал себя тем, что если бы у кого-то из компании обнаружили СПИД, то его немедленно бы выгнали, а раз не выгнали, то значит, ничего не было. В любом случае, решил после чемпионата на всякий случай сдать анализы.
При этом я не считал себя наркоманом. Наркоманы — люди, которые обдалбываются ради удовольствия, а мне амфетамины служили ради высшей идеи. Это было всего лишь средство, позволявшее достигнуть цели, и я шел к ней с истинно макиавеллиевским упорством. К тому же я был уверен, что зависимости от пороха не существует. Я мог бросить в любой момент — просто сейчас не было нужды, — и остался бы тем же, кем и был: убедился уже на своем и чужом опыте. Я не хотел погрязать в этом преступном мире, не хотел получить тюремный срок. Просто так получилось, что свет моей надежды оказался вне закона.
веский аргумент против здравого смысла
превратит тебя в кучу пепла без компромиссов
с этого болота тебе не вылезти чистым
для тебя будет это последний выстрел
Поиск кладов был опасным, но увлекательным занятием, похожим на игру в «русскую рулетку» — только вместо патрона в ней была посадка по статье. Иногда они лежали на виду, а иногда в совершенно труднодоступных местах. Я забирал пакеты из водосточных труб, мусорных баков, дыр в заборах. Противнее всего было доставать их из парков или других зеленых насаждений: приходилось ползать по грязным и мокрым канавам, продираясь сквозь кусты, а на выходе маячила опасность нарваться на ментовский «бобик», плотно окучивавший местность. Просто дойти до дома уже казалось маленькой победой.
Один раз закладка была сделана на чердаке многоэтажного жилого дома, но дверь оказалась закрытой. Я около часа топтался у подъезда, ожидая, пока кто-нибудь выйдет и тем самым впустит меня внутрь. Было -15, восемь вечера, дул ледяной ветер, я отморозил себе руки и уши. Но попасть на чердак мне так и не довелось: подошедшая пара с коляской так пристала с расспросами, в какую квартиру мне надо и зачем, что я предпочел ретироваться. Денег мне никто не вернул, но мне было не жаль: все равно это были деньги Виктора, которые я в последнее время брал у него «в долг» в неограниченном количестве.
Кроме верхней одежды, я регулярно проверял карманы брюк в его комнате, а также обнаружил две нычки с баблом: одну в ящике с нижним бельем, вторую — на книжной полке. Конечно, все подчистую не тащил, но сотенными уже не ограничивался. На мое счастье, в денежных вопросах Виктор был достаточно старомоден и не держал все свои сбережения на кредитке. Единственной загвоздкой оставался японец, которого я за глаза окрестил «жирной свиньей». Кацуки Юри оказался домоседом, любил поспать до обеда, на улицу выходил только до ближайшего магазина за углом, а на более далекие расстояния выбирался исключительно в сопровождении Виктора. В остальное время, когда не спал и не жрал, он валялся на кровати и смотрел сериалы. Соответственно, периоды, когда я был дома один, теперь выпадали намного реже, чем раньше.