Маленькая, совершенно беспомощная перед всем этим белым безмолвием, она шла вперед, не оглядываясь. Зачем она шла туда, в сторону перевала, одна, я не знал. Но я чуял опасность. Не только для меня, но и для нее. Она шла на лыжах, но снег был ей по колено. Он зыбко лежал на склонах, в любой момент готовый прийти в движение и снести все на своем пути. Горы дышали. Словно гигантские снежные легкие, они делали глубокий вдох из облаков, пятые сутки сыпавших снег. И я знал, что за вдохом последует выдох.
Я вдруг понял, почему так ей симпатизировал, почему она так привлекала меня. Она была смелая. Она была в тысячу раз смелее их всех. Она так любила этот дикий мир, что не боялась нарушать его границ, и эти границы перед ней просто сыпались. Чтобы любить, надо чувствовать. Она нутром чуяла не только лес вокруг, но и весь чертов мир. Она была прекрасна. И внутри нее жил зверь.
Я догнал ее. Никогда еще я не был так близко к человеку. Да и не собирался быть. О чем она думала? Чего хотела? Ее мысли были в смятении. Даже если ей удастся подняться на перевал, ее может накрыть на спуске. Неизвестно, что там, за перевалом. Я слышал, там каньон, ледопады, сбросы. Я шел за ней, шел и думал, что делать, как ее остановить. Наконец, она обернулась.
Ее глаза расширились, рот приоткрылся. Я был для нее и богом, и смертью. Слово «экзистенциальный ужас» теперь у многих вызывает усмешку, но это был именно он. Человек, испытавший его, готов умереть. И она была готова. Медленно переступая лыжами, она развернулась ко мне лицом. Жаль, что я не улыбаюсь. Потому что в этот момент мне захотелось улыбнуться, показать свое расположение. Но я не мог. Не умел. Я просто стоял и смотрел на нее. И она стояла. И смотрела. Но я нашел выход. Я говорил с ней, как со зверем – движениями. Я сел перед ней и расслабленно положил хвост на снег, давай понять, что дальше она не пойдет.
Медленно, она стала пятиться назад. Это получалось у нее не слишком хорошо – задники лыж зарывались в снег. Тогда я встал и отошел в сторону.
– Возвращайся, глупая! – сказал я ей.
Я молил ее, как тигрица просит не трогать ее детенышей – за секунду до смертоносного прыжка. Наконец, она медленно, как во сне, развернулась и пошла в сторону лагеря. Темнело, и черный шатер палатки был еле виден. Я пошел рядом с ней, параллельно лыжне.
Проводив ее, я двинулся дальше, к перевалу, на котором засыпало Капца. В цирке мне было неуютно, да и охоты никакой. Я решил спуститься в лес, убить кого-нибудь некрупного, отужинать и завалиться спать. Пока не встанет солнце, Лика в безопасности. Ночной мороз сковал мокрый снег, я почти не проваливался. Дорога была легкой и приятной. В лунном свете я спустился с перевала по застывшему лавинному конусу, попутно отметив пустую яму, в которой еще недавно был Виталик.
XXVIII
–
Послушай!
Граф приоткрыл один глаз, и смотрел этот глаз недобро.
– Нагулялась? – спросил он с безразличием.
– Я видела тигра, – коротко сказала Лика.
– Я тоже, – Граф обнял свой шмотник и подпихнул его под голову поудобнее, – а еще прекрасные телячьи котлеты.
Лика молча стояла перед ним на коленях. Казалось, новость ни на кого не произвела впечатления. Надежда топила печку. Граф лежал с закрытыми глазами. Вдруг Надежда подняла голову и посмотрела на Лику. Ее волосы были словно продолжение печного огня.
– Так не делается, – сказала она. – Каждый из нас здесь в ответе за каждого. А ты поступаешь, как хочешь. Тебе, возможно, плевать на всех и вся. Но ни мне, ни Графу, твоя смерть ни к чему.
– Графу и жизнь моя ни к чему, – тихо сказала Лика.
– Это, – Надежда открыла печку и сунула еще пластика, – ваше личное дело.
– Ты сжигаешь санки?
Граф заворочался и сел в спальнике.
– Отряхнись, – сказал он Личке.
Та отползла в угол отряхиваться.
– Что там снаружи? Ты далеко ушла?
– Сыпет, – ответила Личка, – снег мягкий, но мокрый.
– Самый смак, – фыркнул Граф Надюхе, она тоже ответила горловым ехидным смешком.
Граф стряхнул спальник, напялил пухан, ботинки и вылез из палатки.
– Надь, – Лика посмотрела в глаза Надюхе, – ты мне не веришь?
– Вот уж не знаю, – ответила та. – Ты сумасбродка. Это раз. Тебе плевать на людей. Это два.
– Прости. Это Граф меня выбил из колеи. Я не выдержала.
– Я тебя понимаю. Но сейчас не время выяснять отношения.