Дверь бани с грохотом распахнулась, обдав невообразимым холодом раскаленную спину Бессонова. Лика вскрикнула. Вселенная остановилась, и что-то сильное выдернуло его из Лики, а заодно и из мира могущества и любви в реальный мир унижения и презрения к себе. Вселенная вдруг сдулась до размеров холодных, пахнущих плесенью банных сеней. Бессонов накинул на голое липкое тело пуховку и, спрятав лицо в капюшоне, вышел во двор, где его караулил грузный мужик в ватнике и с ружьем.
–
Ты уж меня прости, я не ожидал, – смущенно глядя на вырезанную из кости трубочку, сказал Михалыч.
–
Я тоже, – усмехнулся Граф.
Михалыч понимающе усмехнулся в ответ, поджег трубку и подал ее Графу.
Бессонов втянул в себя едкий дым.
– Дело в том, – многозначительно сказал мужик, потирая нос, – что… дело неотложное. У нас на районе чрезвычайное происшествие.
Он замолчал, принимая у Графа погасшую трубку. Огонек спички осветил его лицо, непроницаемое и будто чем-то недовольное, маленькие узкие глазки, как у всех местных, несопоставимо большие нос и рот. Михалыч неторопливо затянулся, закашлялся.
– Что случилось? – не вытерпел Граф.
– А! – махнул рукой мужик, – я почем знаю? Жена говорит, бронхит хронический из-за курева. Но это она так. Ворчит просто.
– Какое чрезвычайное происшествие? – повторил Граф.
– Тигр! – выдохнув дым и глядя в глаза Графу, ответил мужик. – Никогда живого не видел, разве что в детстве в зоопарке. Они ведь дальше, на юго-востоке обитают. Сюда не заходят. А тут – живой тигр, да еще и людоед!
Граф застыл. К горлу подкатил ком, затошнило.
– Съел… кого-то?
– Не кого-то, – жестко отрезал мужик, продолжая глядеть в лицо Бессонову. – Дядьку моего съел.
Граф сглотнул, чувствуя облегчение.
– Дядя Леша сказал мне, что вы идете. Развернул меня. Я собирался капканы проверить, пока тигр ушел.
– Откуда знаешь, что ушел?
– Слежку за ним установили, – Михалыч устало отвел глаза и пожал плечами, потом тронул Графа за плечо, – да пойдем в дом.
По дороге Графу бросился в глаза внушительных размеров бюст Ленина, весь в искусственных цветах. Рядом лежали подношения: печенье, конфеты, кусочки вяленого мяса, стояла рюмка водки.
– Я бы выкинул, но мать его дюже чтит, – объяснил Михалыч, – отец жив был, притащил от сельсовета. Говорит, очень многие хотели забрать, но досталось ему, ведь мой дед летающим шаманом был!
«Неужто прадед Вальки! – издалека долетело до Графа.– Значит… Значит, либо отец, либо дядя…».
– Да где же ваши остальные? – пропуская в дом, спросил Михалыч.
– Вас хотел спросить, – смурно ответил Граф. – Агзу, Капец, Айдаров и Бранкович отделились от нас в цирке за каньоном Хадар, рассчитывая спуститься и через Лисий выйти на буранку.
– Агзу? – переспросил Михалыч.
– Агзу, – глядя на Михалыча, повторил Граф.
– Фамилия как будто удэгейская, – покачал головой Михалыч, – местный, что ли? Проводник?
– Нет. Наш. Из Москвы.
– Странно… – еще раз покачал головой Михалыч. – Располагайся.
Он провел Графа в боковую комнату, похожую на рабочий кабинет. Простой деревянный стол, компьютер, папки с бумагами, спутниковый телефон. Граф, не снимая пуховки, устало опустился на пол.
– Вот стул, – Михалыч достал из-за стола единственный стул, – садись.
А сам устроился на полу, подложив свернутую в несколько раз мохнатую шкуру, и принялся вслух размышлять.
– Значит, у нас второе ЧП. Ваша группа разделилась в цирке за Хадаром, и часть ее так и не вышла в населенку.
– Может вышла, – с надеждой посмотрел на него Граф, – только в другой поселок?
– От Лисьего путь в поселок один, – пожал плечами Михалыч. – Сколько перевалов в цирке?
– Два, – ответил Граф, – и оба сложные.
– Где они могли застрять?
– Где угодно, – Граф достал из-за пазухи карту и сел на шкуру возле Михалыча. – Вот здесь мы расстались. Они пошли в сторону Невозможного. Вот он – выводит из цирка к ручью Медвежий. Дальше они рассчитывали пройти простой перевал Лисий и спуститься к реке Бияса, по которой идет буранка в Советский.
– Понятно, – Михалыч встал со шкуры, взял со стола спутниковый телефон и вышел.
XXXVII
Солнце разливалось над поселком, со всех сторон стиснутым тайгой. Только ниточка железной дороги чуть-чуть раздвигала загребущие лесные лапы. Сияла стела. Она стояла на холме возле железнодорожной станции, и кучка ребятишек возилась с санками у его подножия. Ревели прогреваемые моторы. Надежда и Лика рассаживались по снегоходам, Граф говорил по спутниковому телефону Михалыча.