Во рту Гарольда Катли стоял вкус золы, желчи и пирога со свининой. Он хотел велеть им заткнуться, но смог издать только какой-то пыхтящий лай, отчего гады рассмеялись еще сильнее.
— Не в то горло пошло, — прокомментировал несносный мальчишка Джеперсон.
Француженка похлопала его по спине, но не для того, чтобы прочистить ему горло. Она как будто воспользовалась случаем, чтобы врезать ему как следует.
— Возьми у профессора бланк, запиши это, — потешался битник. — Ему это понравится.
Катли встал и на ватных ногах отошел от стола. Он закашлялся и снова задышал. Теперь он мог говорить, если бы хотел. Но черта едва он будет с ними разговаривать!
Он знал, что они все ополчатся против него.
Так всегда было. В Бричестере никто не понимал его работу, и его начали считать чокнутым. Мюриэль не помогла. Она изменила ему, наверное, с каждым из них. Даже с деканом физического факультета по кличке Кокс-Фокс. Даже с чертовыми студентами! В клубе «Диоген» он оказался благодаря Эду Винтропу, который имел привычку вести себя как господин, подавлять и вытеснять. Эд привязал Гарри к клубу так, что теперь он попросту не мог уйти, любые наработки или открытия он даже не сможет назвать своими.
За ним никто не пошел. Он бросил взгляд обратно на кабинку, где Анетт ласкала своего медведя. Сука! Ублюдок! Волшебные Пальчики барабанил пальчиками по столу. Наверное, его уже развезло от пойла, которое здесь подавали. Если тут можно добыть какие-то результаты, ему придется добывать их самому.
Он им покажет!
Проводник — как там его зовут? почему он не запомнил? — стоял у него на пути, загораживая узкий проход. Катли протиснулся мимо него, сжавшись, чтобы не дай бог не прикоснуться, и зашагал дальше в сторону темноты в конце вагона.
— Позвольте! — прошамкала дурно одетая корова, старуха в клетчатом пальто, единственная, кто здесь ужинал, кроме них. Она пролила кларет на окорок и ананас и хотела обвинить в этом Гарольда Катли. — Должна сказать, что я этого не делала.
Катли придумал ответ, от которого она уже навсегда заткнулась бы, но слова перемешались где-то между мозгом и языком, еще не отдохнувшим от кашля, и вышли из него брызгами слюны и рычанием.
Женщина перестала обращать на него внимание и вилкой отправила покрасневший кусочек мяса в рот.
Он обернулся. Вагон вытянулся в длину. Его так называемая группа сидела в нескольких десятках кабинок от него в круге света, улыбаясь и веселясь, радуясь тому, что он ушел, уже даже не вспоминая, что он был рядом. Ублюдочные ублюдки! Только над ними горел яркий свет. Остальная часть вагона пребывала в полумраке.
Оказалось, что здесь были и другие ужинавшие, черно-белые, молчаливые. Тени на матовых разделительных стеклах. Накрахмаленные воротнички и размытые лица. У некоторых не хватало глаз или рта, у некоторых имелись лишние.
Мюриэль тоже была где-то здесь, как обычно, развлекалась, пока кто-то другой деньги зарабатывал.
Сука!
— Ваш билет, пожалуйста.
Проводник. Или нет? Выглядел он так же, но голос был не таким елейным. Этот голос был глубже, сильнее, с намеком на возможную грубость. Скорее голос тюремного надзирателя, а не прислуги.
Как же его звали? Альберт? Альфред? Ангес? Рональд? Дональд?
Арнольд, как Мэтью Арнольд, Томас Арнольд, Арни, Арнольдо, Арнольд. Точно. Арнольд.
— В чем дело, Арнольд? — выпалил он.
— Ваш билет, — настойчиво повторил проводник. На воротнике у него, как у полицейского, поблескивал неправильный, устаревший металлический значок ЛШАЖ.
— Вы должны все время иметь при себе билет и быть готовы предъявить его для проверки.
— Мой билет вы уже проверяли в Юстоне, — сказал Катли, шаря по карманам.
Обыскав себя, Катли обнаружил автобусный билет от Эссекс-роуд до вокзала Юстон; корешок билета в кино (кинотеатр «Эссольдо», 1 ряд, 9 место, «Голые, как задумано природой»); ярлычок, который прикололи внутри пиджака, когда он последний раз сдавался в чистку три года назад; пачку листков с заметками для лекции, которую он так и не прочитал, приглашение на обед в честь тридцатилетия службы Кокс-Фокса; вырванную из «Книги общей молитвы» страницу с нацарапанными на краях теоремами; несколько связанных носовых платков из реквизита фокусника, которые, наверное, ради смеха подложила ему какая-то сволочь; карту таро «Повешенный», которую ему подсунули в качестве предупреждения эти проклятые последователи культа пумы; его табель из начальной школы (сплошные «Посредственно»); просроченную продовольственную книжку; французскую открытку, когда-то присланную Мюриэль; документы на развод; подписанную фотографию Сабрины; турецкую купюру; картонку с пришитыми запасными пуговицами; листок, вырванный из календаря на следующий год, и первое издание «Безумного дома» Томаса Лава Пикока, которое он когда-то взял в библиотеке Бричестерского университета, да так и не сподобился вернуть, хотя мог голову дать на отсечение, что книжку эту он оставил в доме, который каким-то образом перешел Мюриэль, когда она с ним развелась. Но билета на поезд не было.