Впрочем, тут она права. Крохин корил себя за неудачно сданные в институт экзамены, и даже то, что в итоге он оказался в очень хорошем колледже, ничего не меняло. Амбиции требовали от Виктора большего, а вот способности…
Джигиты громко засмеялись, Крохин перехватил адресованную ему ухмылку и вздрогнул. Но ведь не встанешь, не предложишь уйти из-за того, что не нравятся соседи. Это не по-мужски.
– У тебя первого сентября занятия начинаются? – невпопад спросил Крохин.
– Уже начались, – махнула рукой девушка.
– Так ведь август.
– А… – Карина вновь смутилась. – Я… я на дополнительные курсы записалась. Еще.
«Дополнительные курсы?» Виктору стало ясно, что девушка лжет.
– Какие курсы?
– Ну…
Он слишком хорошо знал Карину и понял, что она мысленно ругает себя за некстати оброненное слово. Но правды не скажет.
– Такие… дополнительные… родители заявили, что институт у меня не простой, обычного уровня знаний недостаточно, поэтому…
Карина отвернулась.
– Не хочешь говорить – не надо. Зачем из меня дурака делать?
– Кроха, милый, ну какой же ты дурак? Я ведь…
– Дэвушка танцуэт? – Один из кавказцев все-таки подошел к их столику и буквально навис над Кариной, пожирая взглядом стройную фигурку девушки. – Очэнь хороший музыка тут. Будэм танцэвать?
«Очэнь хороший музыка тут» хрипела из подержанных колонок – обычная радиостанция, на которой попсовые мелодии периодически разбавляются рекламой и новостями. Звучала она фоном, как и в любой уличной кафешке, и устраивать под нее дискотеку было бы верхом нелепости.
– Будэм танцэвать красыво, – пообещал незваный кавалер. – Прижэматься будэм, если захочэшь.
Его приятели заржали.
Побледневший Крохин быстро и, как ему хотелось верить, незаметно огляделся. Мамаша с двумя детьми, пара старичков за шахматной доской – вот и вся публика. Щуплый бармен за стойкой прекрасно понимает, что происходит, но смотрит безразлично. Вызовет ли он полицию? Конечно, вызовет. Если начнется драка. Но драться Виктору ой как не хотелось.
– Я вчера ногу подвернула и танцевать не могу, – решительно заявила Карина и поднялась. – И вообще меня мама ждет.
«Чертов амулет!»
Девушка прекрасно поняла, что спровоцировали южан не только ее молодые прелести, но и «Дразнилка».
«С Крохой оговорилась! Артефакт дурацкий нацепила!»
Главное правило, которое преподаватели вдалбливали студентам школы Солнечного Озера с первого же занятия, гласило: соблюдать режим секретности. А она…
– Мы уходим!
– А прижэматься?
Договорить кавказец не успел, замолчал удивленно – слишком уж бесцеремонно прошагала мимо него Карина. Бледный Виктор шмыгнул следом.
– Ты точно прижэматься нэ хочэшь?
– А ко мнэ? – поинтересовался другой джигит.
– Или ко мнэ?
Четверо возбужденных мужчин выбрали Карину объектом своего интереса. Пока, к счастью, они ограничивались только словами.
«Надеюсь, они не слишком пьяны», – тоскливо подумал Крохин.
«Надо поскорее добраться до метро! Или выйти на оживленную улицу!»
Карина разобралась в ситуации не хуже Виктора. Понимала, что они влипли, что посетители кафешки им не помощники, и чувствовала подступающий страх.
«Что делать?»
Ребята шли очень быстро, однако кафешка находилась отнюдь не на окраине парка, и прежде, чем оказаться на спасительной улице, им предстояло пройти по вьющейся меж густых деревьев дорожке.
«Надеюсь, действие артефакта ослабеет и у этих придурков хватит мозгов не идти за мной!»
– Давай полицию вызовем? – предложил семенящий за девушкой Виктор.
– И что скажем? – зло поинтересовалась Карина.
– Ну… – Крохин сбился. – Не знаю.
– А я знаю, что они нам скажут!
– Что?
– Ничэго нэ скажут!
То ли ребята были слишком напуганы, то ли слишком поглощены переживаниями, то ли слишком вглядывались вперед, в надежде разглядеть шумную толпу молодежи или полицейский патруль, но факт остается фактом – приближения четверых джигитов они не услышали.
– Витя!
– Что вам нужно? – срывающимся голосом спросил Крохин.
Но внимания на него не обратили.
– Зачэм танцэвать нэ стала, а? – «Кавалер» схватил девушку за плечо. – Ушла зачэм?
– Отпусти!
Они не собирались продолжать «разговор», стоя на дорожке: сейчас аллея пустынна, но в любой момент могут появиться люди. Двое схватили Карину, девушка закричала, но ей зажали рот, двое – Виктора, и потащили в заросли.
– Гордая, да?
– Ничэго, сэйчас повэртит задницей…
– Не трогайте нас!
– А ты, щенок, лучше заткнись!
– Тогда мы тэбя просто побьем! – Это пошутил самый толстый джигит, от которого терпко пахло потом. – А будэшь вопить, мы и тэбя трахнэм.
У Крохина подкосились ноги.
Тем временем двое, которые тащили Карину, решили, что забрались достаточно далеко от дорожки, и остановились. Один из них держал девушку, одной рукой стиснув тоненькое тело, а второй зажимая Карине рот. Получалось не очень, и до Виктора периодически долетали обрывки криков. К несчастью, слишком слабые, чтобы привлечь внимание гуляющих по дорожке людей… Если по ней кто-нибудь гуляет… Второй насильник стаскивал с извивающейся девушки брючки, но не справлялся и зло потребовал помощи у «танцора». Тот не отказал.
Надежды не было. И трясущийся Крохин мог только умолять:
– Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не трогайте нас…
Он попытался прикоснуться к стоящему рядом толстяку, чем окончательно вывел жирного джигита из себя.
Брюки Карины спущены до колен, еще несколько мгновений – и девчонку разложат на траве. У толстяка оттопыриваются штаны, ему не терпится присоединиться к приятелям, а тут этот сопляк! Взбесившись, жирный со всей силы ударил Виктора по лицу.
Под кулаком что-то хрустнуло, рот наполнился кровью, в голове зашумело. Крохин мешком рухнул на землю, но нашел в себе силы отчаянно взвизгнуть:
– Карина!
– Витя!
Ее тоже бросили на землю. Не ударом, конечно, просто повалили. Блузка расстегнута, лифчик задран вверх, обнажив розовые соски небольших грудей, бедра разведены в стороны, двое смеются, что-то обсуждая на своем языке, «танцор» торопливо расстегивает ширинку, ему выпало быть первым.
– Витя!!!
А Крохин…
Внутри ничего нет, лишь горсть снега. Холодно до тошноты. Руки и ноги не слушаются, отказали, пошевелить пальцем, да что там пальцем – вздрогнуть и то невозможно. Удается только дрожать. Мелко-мелко, как вечно трясущаяся карманная собачка. И слезы на глазах. Не злые, а приторные, умоляющие:
«Не трогайте, пожалуйста, меня не надо трогать, пожалуйста, прошу вас, пожалуйста…»
И никаких мыслей в голове. Только эти.
Только эти.
Толстяк ударил Виктора ногой, хотел отвернуться, посмотреть, как там девочка, а потом увидел покорное, расплывшееся от ужаса лицо Крохина, помертвевшие, влажные глаза, приоткрытый рот, из уголка которого стекала слюна, и понял, что может сделать с этим заморышем все, что захочет. Абсолютно все. На земле лежал не мужчина, даже не юноша, а забитый, повизгивающий от ужаса раб, готовый на все, чтобы избежать боли.