Салон автобуса был полупустой. Сырой холодный воздух захватил всё помещение изнутри, пробираясь, кажется, не только под одежду, но и под кожу. Охватывал противным липким туманом всё тело, заставляя остывать душу. Чёрный линолеум на полу был мокрым, неприятно отражая собой падающий серый свет из окна и, казалось, забирал всё тепло из окружения. В пальцы ног стало очень холодно. Я поджала ботинки под кресло и поёжилась.
Нигде не найдя перчаток, я засунула руки в карманы. Прислонилась к стеклу. Автобус нёсся от остановки к остановке, громко хлопая дверями, и впуская в салон новую порцию холодного сырого воздуха, бонусом закидывая к себе задуваемый ветром дождь.
На мгновение я вспомнила тот момент, как мы с Андреем ехали в автобусе в такую же противную погоду после того шального поцелуя, и по сердцу разлилось тепло, немного отодвинув грусть в сторону. Я почувствовала как на лице, против моей воли, появилась лёгкая улыбка. Теперь мне хотя бы дышать стало легче от ощущения того, что у нас в отношениях что-то продвинулось.
Вскоре я приехала на нужную мне остановку. Дождь закончился, оставив повсюду после себя огромные лужи и слякоть. Осмотревшись по сторонам, я пошла по дороге, выложенной кривоватым разбитым асфальтом, плавно поднимающейся вверх.
Я быстро нашла нужный мне подъезд. И сразу же отметила, что в прошлый раз не сильно-то рассматривала его: приехала на маникюр к какой-то девушке и всё. В этот же раз всё было несколько иначе: я пришла к дому девушки, являющейся сестрой одновременно двух знакомых мне парней: и Андрея, и Давида.
И Лена была не просто сестрой этих парней, а, по крайней мере, для меня, особой довольно прямолинейной и в какой-то степени грубой. Но честной. Это меня больше всего поразило в девушке. Она, в отличие от многочисленных девчонок из универа и некоторых моих знакомых, при встрече не лила мёд в уши и не стелилась ковриком под ногами. Лена прямо в глаза могла сказать правду, и иногда обличала её в такие слова, которые звучали откровенно как гадость. Да и обидно с некоторой стороны.
Но в прошлый раз я ощутила, что какой бы грубой при общении она ни была, в ней тоже есть что-то хорошее. Схожее, с теплотой и сочувствием. Как мне показалось, Лена была старше меня. Правда, её точный возраст я не знала.
В любом случае, она мне показалась достаточно взрослой и сильной. Вероятно, она через многое прошла прежде, чем стать такой, какая она сейчас.
Я огляделась, вздохнула, пытаясь успокоить своё расшалившееся сердечко. Восемь серых коротких ступенек уходили резко вверх. Тёмно-серая металлическая дверь подъезда выглядела как новая. Слева от неё стояла уютная такая синяя облезлая и немного прогнувшаяся лавочка. Стены у входа были обложены мелкой сиренево-голубой плиткой-квадратиками.
Я поправила сумку на плече, снова глубоко вздохнула и, шумно выпустив воздух, быстро поднялась по ступеням вверх. От волнения сердце стучало не только во всём теле, но и в ушах и пятках. Пускай я только что сама для себя описала то, какая Лена хорошая, это всё равно не оттянуло дикий страх быть оскорблённой, который впился в моё тело и душу всем своим существом.
Я встряхнула полностью мокрыми волосами и, несколько раз оглядевшись по сторонам, всё же нажала кнопку звонка. Девушка жила в двадцать седьмой квартире на седьмом этаже.
Лена долго не поднимала, и я уже решила позвонить ей, чтобы узнать, куда она успела убежать за эти сорок минут, как девушка неожиданно подняла.
- Кто? – низким голосом заговорил домофон.
- Я. Катрина, - не ожидав того, что девушка всё-таки поднимет, я несколько стушевалась и сильнее сжала ремень висевшей на плече сумки.
- Заходи, - снова была кратка девушка, и под приятную весёленькую мелодию дверь открылась.
Я вошла в сухой, чистый и тёплый подъезд, что особенно радовало после сырой и холодной улицы. Пахло строительными материалами. Стены, видно, недавно отреставрировали. Справа от лифта висели совершенно новые тёмно-синие блестящие краской почтовые ящики. Я подошла к нему. Вот лифт-то был старым. Древние коричневые двери, покрытые плёнкой, имитирующей дерево. Что-то вроде шпона? Кнопка слева от дверей была белой и полупрозрачной, несколько стёртой от времени и прожжённой ровно посередине. Типичный подъезд: как же без испорченных кнопок у лифта?
Я нажала на неё и, к моему удивлению, лифт быстро отозвался, открыв передо мной свои двери. Внутри слабо горел мутный тёмно-желтый рассеянный свет. Все стены были в тон дверей, а прямо посередине висело прямоугольное зеркало. Я посмотрела на себя.
Уставшее невыразительное почти что бескровное лицо, под красноватыми глазами залегли землистого цвета мешки под глазами. Взгляд, снова же, как и лицо, уставший и очень грустный. Какой-то потухший.