У меня нет большого желания «живописать» эту встречу, об этом уже написаны горы книг. Но никто пока еще не попытался рассказать о том, что единственно только достойно упоминания и почти никогда еще не было описано: о взаимном непонимании двух чуждых вселенных; надеюсь, читатель поймет меня, если я воздержусь от подобной попытки. Нам подарили белые шелковые шарфы и предложили чаю с маслом, который нам пришлось выпить, не особенно сильно морщась. Затем мы удостоились права на беседу с главою монастыря: о бесконечном Милосердии, о Братстве людей, об Иллюзорности мира и бог знает о чем еще, – Поль тщательно переводил все эти речи. Потом наступил черед Клауса. Он подарил настоятелю снимки Лхасы и Нью-Йорка, имевшие большой успех, так же как и великолепный телескоп. После того, как мы объяснили, как им пользоваться, лама немедля навел его на горы и совершенно серьезно спросил нас, можно ли с его помощью увидеть богов; его трогательная наивность нас развеселила. Клаус еще, бог весть почему, захватил с собой французские и немецкие иллюстрированные журналы: «Пти журналь» и «Бунте блэттер». Эти рекламные издания – последняя модная версия искусства вывески – произвели на наших хозяев громадное впечатление.
Клаус сам выбирал подарки. Странные дары, подумал я про себя, для тех, кто утверждает, что все явления – иллюзорны.
Когда протокольный период нашей встречи остался позади, разговор пошел свободнее. Что привело нас в такую даль, в этот затерянный край? – любезно осведомился лама. Промолчать в ответ на этот вопрос было трудно; так же трудно, как и отвечать на него, ведь Сертог – священна. А вдруг он запретит нам восхождение на нее?
Клаус решил открыть карты и сделал это с такой напыщенностью, из-за которой он, в его худшие моменты, становился слегка смешным. Победа, прогресс, открытия и наука – он произносил все эти громкие слова (они, как я полагаю, значат для нас то же самое, что карма, атман и дхарма,[72] о которых беседовали с нами монахи, – изрекая все это с той же нерушимой убежденностью, как и он, хотя, вероятно, с несколько большей терпимостью); и по его словам выходило, что покорение Сертог – так же полезно, как необходимо, настолько же необходимо, насколько неизбежно, так же неизбежно, как благотворно, и так же благотворно, как нужно оно всему миру, нужно Тибету, нужно этому монастырю.
Пока Поль переводил этот великолепный силлогизм, мы слышали, как то и дело фыркал то один, то другой монах. Когда Клаус умолк, все они, включая head-lama, откровенно заулыбались.
Для Клауса их реакция оказалась неожиданной, он не знал, как себя дальше вести. В самом деле, разве он сказал что-то смешное? Никто из нас не понимал, в чем дело. Тогда Даштейн, который обычно всегда молчал, повернулся к Полю Джиотти:
– Переведи им мой вопрос: вас, кажется, рассмешило наше желание взойти на Сертог. Почему? Это невозможно?
Снисходительные улыбки, расцветшие на гладких лицах монахов, сменились искренним смехом.
– Вовсе нет! Те, кто достоин, могут свершить это деяние и стяжают большую славу! Но это опасно, очень опасно. И кроме того, это не так уж легко, большинству из нас это не удалось; надо много молиться, да, очень много.
– Как? Что вы хотите этим сказать?
– Да, очень много! О, это было так давно! Последним там побывал вот он, Сонам. Вон он стоит: он уже старик, у него нет ни глаз, ни зубов, но язык пока еще не отнялся! Что ты можешь нам рассказать, Сонам?
В последнем ряду смутно шевельнулась какая-то тень, чуть привстав, качнулся чей-то силуэт.
– Да, правда, это было так давно… О, путь туда очень прост. Надо всего лишь пройти ледяное ущелье и подождать в пещере. Если произнести много мантр, если удастся заслужить, дверь откроется, и тогда достойному можно будет подняться. Когда покажется скрытая долина, это – знак, что вершина уже близка. Потом еще проще: нужно только горячее желание увидеть дворец Богов, Золотую Крышу. А там уже видишь его – то, что выше всего на свете (Поль Джиотти перевел так: it's totally upsetting), и самая главная проблема в том, что больше не хочется возвращаться. Но я – грешен, из-за моих грехов я не смог остаться… А теперь я уже слишком стар!
Все, кроме нас, рассмеялись. Даштейн нетерпеливо продолжил:
– Что вы имеете в виду? Что это за история? Что значит дворец Богов? Золотая Крыша? И эта дверь?
– Дворец Богов? Что ж, сегодня – хорошая погода, пойдемте, мы вам сейчас его покажем.
Монах вывел нас на солнце. Из бесформенной темной массы гор, лежащих напротив монастыря, резко выделялся конус только одной вершины, а справа от нее выглядывал второй заснеженный кряж – мы узнали его имя: Гулкар, то есть dNgul-mkhar, «серебряный дворец», – тот самый гребень, который позже мы, по странному совпадению, окрестили Сильверхорном, Серебряным Рогом, – так же, как называется спутник Юнгфрау.
72
Карма