– Самое любопытное, что его можно заметить лишь на определенной высоте. И оно выглядит таким глубокомысленным!
– Да, правда. У него почти пугающий вид. Впрочем, выше, на ребре Шу-Флер, оно, возможно, начнет улыбаться…
– Могу предположить, что, если взглянуть на него с вершины Сертог, оно уже будет откровенно смеяться, – подхватил Даштейн, который обладал своеобразным юмором вечного насмешника.
– Нет, меня бы это удивило. По-моему, оно должно улыбаться – тихо и мирно, как ангел… или, скорее, как божество здешнего монастыря.
Я не уверен и боюсь ошибиться, но, кажется, это поразительное замечание вырвалось у фон Баха. Ведь это он внимательнее всех нас следил за объяснениями нашего ментора – старого монаха, которого с таким трудом переводил Поль Джиотти.
Зато я совершенно уверен, что именно он мечтательно добавил:
– А может, оно будет в ярости, как гневные формы их богов…[93]
На следующий день мы все в первый раз спустились в базовый лагерь. К счастью, потому что в тот же вечер началась метель, которая длилась почти неделю. Мы, кто как мог, убивали время.
Я воспользовался вынужденным досугом, чтобы вернуться к пещере. И меня смутило сделанное там открытие.
Я пришел туда, когда сгустился плотный туман – такой, что ничего нельзя было разглядеть в десяти метрах, и характер этого места изменился: оно потеряло всю свою странность. Кубическая глыба выглядела так, будто закрывала вход в пещеру. Вскоре полил дождь; я хотел было пройти дальше по тропинке, но, к своему разочарованию, мне пришлось отложить эту затею, потому что склоны горного «пастбища» казались мне опасными. Тогда я сел на камень, будто нарочно положенный тут для меня у входа, и закурил сигарету. Первую, которую выкурил за долгое время; и из-за этого, а может быть, дело было в высоте, я слегка опьянел. Но дождь не прекращался, и я взял следующую.
Я дошел уже до третьей сигареты – нет, не третьей, если подумать, я успел взять четвертую и уже выкурил ее на целую треть, – когда облака разошлись. Вот тогда-то передо мной предстало невероятное зрелище. Трещина на кубической скале открылась. Может быть, земля дрогнула, и эта глыба, стоящая на краю обрыва, зашаталась, готовая свалиться в пропасть? Или я просто в первый раз плохо разглядел эту скалу? В сущности, это не важно, главное – прямо сквозь возникшую трещину я увидел сверкающую вершину Сертог. А кроме того, заметил, что трещина не была вертикальной, она слегка изгибалась, и ее излом повторял изгибы горы – я узнал Гургл, тот самый перевал: седловина, а затем – широкий желоб, ведущий прямо к вершинному гребню, который я тогда сразу отверг, сочтя его опасным. Но сейчас, в рамке удивительной трещины, раскрывшейся передо мной в этом камне, он выглядел безобидным, и даже нависшие над ним ледяные наросты больше не казались мне такими угрожающими… Несомненно, что именно здесь пролегал путь на вершину! Дождь перестал. Я быстро спустился обратно в лагерь. Но стоит ли мне сообщать эту новость моим товарищам? Наверное, все это мне просто приснилось: мы видели этот кулуар, поднявшись на ребро Шу-Флер, и не могли сомневаться, что каждые четверть часа там одна за другой скатываются лавины. Но тогда что же я там увидел?
Когда небо опять распахнулось во всю синь, нам все равно пришлось ждать, потому что выпавший снег оказался слишком глубоким. Мы отрядили Итаза и Абпланалпа во второй лагерь, они должны были проложить дорогу. На следующий день мы последовали за ними, неся с собой все еще увесистые рюкзаки. Клаус высказывался за организацию еще одного высотного базового лагеря в лагере-два, но я убедил его, что у нас почти не осталось времени, и, занимаясь обустройством, мы упустим возможность покорить гору. Риск был единственно возможной стратегией: надо подниматься, во что бы то ни стало идти вперед. Мы должны были двигаться быстро, если хотели достичь вершины до начала муссонов.
Моя душевная смута сменилась лихорадочной горячностью – нетерпеливым и безотчетным азартом.
Поднявшись в лагерь, мы застали Итаза и Абпланалпа за расчисткой: лагерь завалило сугробами, так что невозможно было отыскать склад с припасами.
Тем хуже: настала пора последнего штурма. Вечером я постарался уговорить моих товарищей, убеждая их, что пример этого утонувшего в снегу лагеря показывает шаткость нашего положения. Кроме того, достаточно было просто посчитать дни, чтобы понять, что это – единственное решение.
93
Божества в буддизме и индуизме имеют множество самых разных форм (ипостасей), которые делятся на милосердные и гневные.