– А это, что за рухлядь? Я спрашиваю, что это за хлам? – ругался майор Сафронов, обращаясь к старикам. – Ты знаешь, что это ружье с времен русско-турецкой войны. Из него только курей стрелять!
Подошел чеченец, который принес охотничью двухстволку и кинжал в потрепанных ножнах.
– Ха, еще одну дрянь приволок! Настоящий антиквариат, – криво усмехнулся Дудаков. – Прям музей какой-то!
– А бушлаты, чье белье сушите? Чьи бушлаты? – допытывался у «чехов» старший лейтенант Тимохин.
– Так, все! Дудаков, Стефаныч, Тимохин! Зачищаем! – отрубил комбат.
– Рядовой Ведрин! Ко мне!
– Я!
– Так, все это говно на помойку! – Сафронов ногой пнул кучу оружия.
– Как на помойку? – спросил рядовой, уставившись в недоумении на командира.
– В комендатуру! Не хрен мне мозги здесь пудрить! Все, зачищаем!
– Может, на самом деле, не стоит трясти село, – сказал Крестовский.
– Не стоит? Крест, а ты видал, когда подъезжали, пики с зелеными тряпками на кладбище? – вскинулся Ромка. – Боевиков тут, видать, до чертовой матери! Как собак нерезанных!
– Ребята, Дмитрич идет!
Получив указания от Сафронова, капитан Дудаков направился к головной БМП.
– Кончай базар! По машинам! Гусев! Гусев! Твою мать! Где тебя черти носят?!
Из люка наводчика-оператора высунулась заспанная физиономия радиста Гусева.
– Вызывай капитана Карасика на связь! Передай…
Но грубый рев БМП заглушил последние слова Дудакова.
Десантники провожали взглядами, как «бээмпэшки» с бойцами на броне стремительно рванули с места. Стряхивая с гусениц ошметки сырой земли, машины, урча, поползли к селу. БМП с «вэвэшниками» и СОБРом медленно двигались к центру села, где на небольшой площади высилась старенькая мечеть с облезлой луковицей минарета.
Перед тем как начать операцию, командиры долго препирались, выясняя отношения с местной властью, которая упорно заявляла, что село «чистое» от боевиков. На белой старой «Волге» с оленем привезли скромный арсенал из нескольких ржавых «калашей» и десятка старых охотничьих ружей, среди которых оказался даже аккуратненький кавалеристский карабин «Манлихер» времен первой мировой войны, невесть какими путями попавший в эту глухомань. Но Сафронов был непреклонен. Потеряв терпенье, он крепко обматерил местных старейшин и отдал приказ капитану Дудакову начинать зачистку.
Двигались несколькими группами: одна с севера, другая с южной стороны, западная, выжидая, стояла в резерве. Все шло по плану. Входили во двор с кем-нибудь из старейшин, досматривали дом, пристройки, погреба, подвалы, проверяли документы. Мужчины с хмурыми лицами молчали и подчинялись военным, чеченские же женщины голосили, понося «вэвэшников», не стесняясь в выражениях. Тут же мельтешила под ногами шустрая ребятня с черными, блестящими, как вишни, глазами.
Овчарки Гоби и Карай, обнюхивая все углы, обследовали жилье и прилегающую территорию. Через несколько домов от мечети, во дворе отнюдь незажиточного хозяина Гоби, вдруг остановилась и села на бетонную дорожку под окном. И тихо тявкнула, взглянув преданными глазами на проводника Мирошкина.
– Чего это она? – спросил «собровец» Степан Исаев у Димки.
– Что-то нашла! Гоби! Гоби! Ко мне!
Но собака продолжала неподвижно сидеть, виляя хвостом.
– Эй, мужик! – старший лейтенант СОБРа позвал хозяина, который весь как-то съежился. – Иди сюда! Лом есть? Бордюр ломать будем!
– Как ломать? Нельзя, фундамент. Столько трудов вложили!
– Спокойно, отец!
– Нельзя ломать! Столько денег стоит! Собачка ошиблась!
– Так, ты что, не понял? Что я тебе сказал? Бери лом и долби, пока не поймешь, а не то не собака, а я ошибусь и вгоню в твою баранью башку пару фиников!
– Я прокурор жаловаться буду!
– Я те пожалуюсь! Так пожалуюсь! – рявкнул Степан.
– И сынка в помощники возьми! Вон лоб какой вымахал! – добавил «собровец»» Савельев, кивая в сторону стоящего у порога высокого парня, лет семнадцати.
– Шустрей долби, не зли меня, я хоть и терпеливый, но могу и сорваться с цепи!
– Чего нашли? – спросил, появившийся из дома, брат Степана Виталий. За ним, утирая нос, лениво плелся, как сонная муха, рядовой Привалов.
– Пока не знаем!
– Мужик, как тебя кличут?
– Ахмад Исаев.
– Исаев? – удивленно переспросил, усмехнувшись, Степан и переглянулся с братом-близнецом. – Ахмад, ради бога, уйми свою жену! Чего она разверещалась, как баба-яга?
– Гляди, у него тут цемент отличается по цвету.
– Да, в этом месте поновее будет! – согласился со старшим лейтенантом контрактник Кныш.