– Долби, Ахмад, не сачкуй!
Десятисантиметровый слой бетона расковыряли за полчаса, под ним было прорыто углубление, в котором лежал сверток, замотанный в клеенку, перевязанный веревкой.
– Ура! Клад нашли! Братцы, алмаз Кулинан! Двадцать пять процентов Ахмаду от государства и благодарность за ценную находку точно гарантированы!
– С Гоби, наверное, делиться придется, иначе хер бы нашли?
– Да нет, решили все Ахмаду отдать, зачем Гоби ценности, ей бы только на похлебку с тушонкой! – съязвил Виталий Исаев.
– Ну, чего уставился, как баран на новые ворота? Давай, Ахмад, разворачивай, посмотрим, что у тебя тут за сокровище на черный день припрятано. Не боись, не отнимем! – Савельев подтолкнул чеченца вперед.
– Погоди, я разрежу, а то будешь возиться до скончания века, – Степан наклонился и ножом полоснул по веревке.
В клеенке, в политиленовом мешке, в промасленной бумаге покоились два новеньких «калаша» со складными прикладами, шесть набитых патронами рожков, пара цинок и девять тротиловых шашек.
– В Эрмитаж прикажете сдавать «сокровища сарматов»?
– В Оружейную палату! – сострил Савельев. – Собирайся Ахмад, ты и сын поедете с нами в Ножай-Юрт. На беседу к следователю. Да без глупостей!
В голос заголосили жена и старуха, стоявшие у крыльца, уткнув лица в черные платки.
Неожиданно на южной стороне села рванул сильный взрыв. Встряхнуло, задребезжали стекла в окнах.
– Кныш! Ну-ка, слетай! Узнай, что там случилось? Садануло крепко!
Кныш выскочил на улицу, где стояли, урча БМП. На полной скорости «бэха», из под гусениц которой летели комья грязи, влетела на узенькую кривую улочку, где у забора суетилась кучка бойцов. Где-то во дворах трещали выстрелы и заливались лаем собаки, впереди, в конце улицы, зло ревела дудаковская «бэха», подминая под себя придорожные кусты.
В доме с сорванной с петель дверью, на входе в комнату, неподвижно лежал в луже крови младший сержант Ефимов, тут же с окровавленными бинтами стояли «собровец» Колосков и бледный как смерть снайпер Валерка Крестовский.
Серега Ефимов открыл дверь в комнату, когда сработало взрывное устройство. Взрывом ему оторвало обе ноги, осколками покрошив все вокруг. Он, дико крича, полз к выходу, к товарищам, вцепившись ободранными обоженными пальцами в порожек и оставляя за собой темные кровавые полосы. Помощь пришла сразу же, Колосков и Крестовский сделали все, что могли, но младший сержант скончался от болевого шока.
Стефаныч и старший лейтенант Тимохин со своими ребятами гнали боевиков в сторону берега, отсекая им пути в село, где они могли укрыться. Одного из беглецов стреножили, когда он перелезал через очередной забор. Он начал отстреливаться, но через несколько минут его уже вязали матерые «собры». Другой все же выбрался на край села и сиганул вниз с обрыва, скатившись по крутому склону, чудом не переломав себе кости. Перепрыгивая с валуна на валун, попытался переправиться на другой берег, но на середине реки оступился и упал в воду. Вода была чуть выше колена. Сильное течение сбивало с ног. С трудом удерживая равновесие, он медленно брел поперек стремительного холодного потока. На середине реки его нашла одна из очередей БТРа, выехавшего на край обрыва. Очереди, словно плети, хлестали и чмокали рядом с ним по воде. Взмахнув руками, выронив оружие, боевик на секунду замер и плюхнулся в воду. Тело понесло потоком и вынесло на отмель на противоположном берегу. Потом кто-то из солдат, напялив резиновые бахилы от комплекта химзащиты, добрел до него, обвязал веревкой подмышками, и убитого вытянули на свой берег. Боевика обыскали, нашли документ на имя Рашида Имамалиева за подписью Масхадова.
Задержанные стояли рядом с «Уралом» и тихо по-своему переговаривались, хмуро косясь на военных. Среди задержанных, оказалось еще трое молодых небритых парней без документов, которые уверяли, что приехали кто из Шали, кто из Дуба-Юрта к родственникам.
– Где этот старый пердун Исламбек? Ведь, сука, клятвенно заверял, что село чистое! Гаденыш! – пришел в ярость капитан Дудаков.
– Стефаныч, посмотри у них трусы и плечи! – посоветовал Виталий Исаев. – Если без трусов – значит ваххабит!
– Да, ну их в задницу! – отозвался, сплевывая, угрюмый старший прапорщик. – Стану я им еще в трусы смотреть!
– Кому надо, в Ножай-Юрте разберутся! С этой шушерой! И с трусами и плечами тоже! – добавил старший лейтенант Тимохин.
– Стефаныч, не ной! Если надо, и поглубже заглянешь! – огрызнулся раздраженный капитан Дудаков.
– Я жаловаться буду! Вы не имеете права! Я до прокурор дойду, я президент писать буду. Я всем жаловаться буду, – начал вдруг качать права задержанный Ахмад. Он был одет в серое драповое пальто, на голове тронутая молью ондатровая шапка. Его острый кадык с торчащей седой щетиной ходил вверх вниз. Он возмущенно жестикулировал руками, пытаясь что-то втолковать старшему прапорщику Стефановичу, который с безразличным видом курил, устроившись на подножке автомобиля.