Сограждане с удовлетворением отметили восстановление стародавнего обычая. Слава Богу, король на лошади! Силуэт, знакомый с детства, оттиснутый на почтовых марках, выдавленный на шоколадных тортах, привычный образ, почти домашний, как этикетка на старой шляпе, воскрес и одним этим звонким цоканьем отогнал зловещее видение оккупации, видение серо-зеленых горшков, серых мышиных мундиров и морковных знамен. Король на лошади — значит все в порядке. Это они усвоили с детства.
Седрик пустил коня по улице, той самой, где полгода назад две подружки прятались в подъезде. Моросил дождик. Он выехал, поскрипывая седлом, на бульвар. Прохожие ухмылялись. На углу стук копыт примолк; потомок Россинанта, плеща пышным хвостом, пританцовывал задними ногами. Можно было не глядя сказать, что там происходило: король перегнулся через седло, чтобы пожать руку старому хранителю университетской библиотеки, как всегда, поджидавшему на углу. The King's Hour[2], Картинка, напечатанная в школьных хрестоматиях! Конь рысью пошел вдоль блестевших трамвайных рельсов, а у библиотекаря произошел разговор с зеленым горшком, случайно очутившимся рядом. Немец с недоумением смотрел на удалявшегося всадника.
"Почему у него нет охраны?" — спросил немец.
Рефлекс, воспрещающий откликаться на звук тевтонской речи, как если бы никто в этой стране никогда не слыхал ни одного немецкого слова, не сработал; старик влажными глазами провожал уменьшающийся конский круп. Когда лошадь исчезла за кленами бульвара, старик сказал:
"Видите ли, сударь…"
Он остановился, достал из кармана потрепанного пальто платок, такой большой, что он мог бы служить национальным флагом, осушил розовые мешочки под глазами, потом гулко высморкался и закончил свою мысль так:
"Видите ли, — а зачем его охранять?"
"Как зачем?" — сказал немец.
"В этом нет надобности", — сказал старик.
"Почему?"
"Потому что, видите ли, мы все его охраняем. Если он упадет, мы подбежим и поднимем его. Но, слава Богу, — сказал старик, — он старше меня на десять лет, а еще ни разу не падал".
"Да не об этом речь, — сказал немец с некоторым раздражением. Ему уже приходилось сталкиваться с этим странным слабоумием местных жителей. — Почему он без охраны, без телохранителей? Или как там это у вас называется".
"Виноват, — возразил библиотекарь, — от кого же его охранять?"
"От врагов!"
"Это легло бы слишком тяжелым бременем на бюджет, — заметил библиотекарь. Несколько осмелев, он взглянул выцветшими глазами на собеседника. — А ваш… руководитель, — спросил он, — бывает на улицах?"
"Фюрер не ездит верхом. Лошадь — устарелый способ передвижения".
"Но красивый", — сказал библиотекарь.
"К тому же, — продолжал солдат, — фюреру некогда".
"О да, — с готовностью подтвердил библиотекарь. — На автомобиле он мог бы доехать быстрее. Но, видите ли, важно знать, куда едешь".
Человек в зеленом шлеме в ответ на эти слова усмехнулся и сказал, что вождь немецкого народа и всего передового человечества знает, куда он едет. А вот куда едет король?
"Никуда, — ответил библиотекарь. Разговор принимал опасный характер. — Это традиция его семьи, — пояснил библиотекарь. — И отец его, и дед тоже, знаете ли, так катались".
Дождь накрапывал все сильнее, и на бульваре почти не осталось прохожих.
"В ваших словах, — произнес немец, — я усматриваю проявление неуважения к фюреру. Кто вы такой?"
"Что вы, — испугался старик, — что вы, mein Herr! Я питаю к фюреру самые лучшие чувства. Он — великий человек. Мы все его обожаем".
Солдат перебил его: "Я полагаю, это происходит не от злого умысла, но от недостатка политической зрелости. Советую подумать над этим".
"Слушаюсь, mein Herr", — сказал старик и на всякий случай сдернул с головы шляпу. Дождь не утихал. Старый хранитель взглянул на часы и увидел, что стрелки приблизились к часу — время, когда все королевство садится за ленч. Он снова приподнял шляпу.
"Всего хорошего, — презрительно отозвался немец, у которого шлем блестел и плечи с серо-голубыми полосками погон начинали темнеть от воды. — Впрочем, еще минутку, — сказал он. — Вы не могли бы показать мне ваш Passierchein?"
"Простите?.."
"Пропуск на право передвижения по главной улице. Долг службы, — объяснил он. — Впрочем, чистая формальность".
"Но… у меня нет пропуска, — пролепетал библиотекарь. — Я даже не слыхал об этом".