А ребенок? В чем его вина? В том, что он невинен?
Массимо вновь собрался с духом и продолжал рассказ: «С десяти до шестнадцати лет я должен был удовлетворять все развратные фантазии дяди. Потом моя мама решила уволиться и вернуться домой, тогда, наконец, я отделался от этого мерзавца. Я был так счастлив, что отказался от идеи рассказать обо всем матери. Кончено, все было кончено. Когда вся семья собирается вместе, мне приходится пересекаться с ним. Не стоит и говорить тебе, что он продолжает вести себя как последний подонок, смотрит на меня похотливым взглядом. В воскресенье будет двадцать пятая годовщина свадьбы моих родителей и естественно он тоже приглашен, я уже сейчас в панике. Не знаю, как этого избежать».
«Я пойду с тобой» ответил я, перебив его. «Не бойся, я буду рядом».
Он затрясся. Он был испуган, смущен.
«Не беспокойся» сказал я, стараясь снять напряжение. «Вот увидишь, если он будет продолжать в том же духе, я заеду ему по морде, как прежде заехал тебе!».
Он посмотрел на меня и с вымученной улыбкой на лице кивнул в знак согласия.
В следующее воскресенье я должен был бы вернуться в Неаполь, но я соврал Марко, что фирма продлила командировку, таким образом я смог сдержать обещание, данное Массимо.
В назначенный час Массимо приехал за мной, мы направились в ресторан. Вся семья была в сборе и ждала нас, среди родственников и друзей я разглядел плотного мужика со скользким взглядом. Когда подошел момент знакомства, я протянул ему руку и, сильно сжимая ее, прошептал ему отчетливо: «Дерьмо! Ты у меня заплатишь!». Побледнев, он отдернул руку.
Мы подошли к накрытому столу, дядя предпринял отчаянную попытку сесть рядом с Массимо. Я вновь приблизился к нему. «Даже не думай» произнес я с вызовом. «Но пока ты еще не сдох, а я надеюсь, это произойдет очень скоро, ты больше не тронешь Массимо!»
Наконец мы уселись.
Родственники Массимо, обуреваемые любопытством, завалили меня обычными в таких случаях вопросами: как меня зовут, откуда я, о моей работе. Я ответил, что я актер и что спектакли, в которых я участвую, затрагивают социальные проблемы — такие, как насилие над несовершеннолетними, педофилия. Мне удалось захватить внимание всего стола и тогда, полностью вжившись в самую важную свою роль, я стал рассказывать истории о насилии над детьми. При этом я постоянно старался поддеть этого ублюдка, который, ужасно смущаясь, изменился в лице и стал ерзать на стуле, будто он вдруг превратился в раскаленные угли.
Он, в свою очередь, угрожающе смотрел в сторону Массимо, будто хотел упрекнуть его в том, что он все рассказал, что он раскрыл их ничтожную темную тайну. Я видел злобное выражение лица дяди и напуганное лицо Массимо. И тогда я вмешивался в этот немой диалог взглядов, обращаясь с вызывающими вопросами к дяде, которого распирало от злости и который метал настоящие молнии в своего племянника…
Я продолжал в том же духе весь вечер.
Эта игра совершенно уничтожила негодяя, но стала также серьезным испытанием для Массимо, до такой степени, что после ужина взорвалась настоящая бомба. На парковке ресторана дядя подошел к нему и попросил завтра съездить с ним по делам. Массимо совершенно внезапно превратился во взбесившуюся собаку и стал извергать на него всю свою ненависть, все отвращение и презрение, что он испытывал в течение всех этих лет.
Вся семья присутствовала при этом чудовищном зрелище, после первых минут шока они бросились к Массимо, который уже накинулся на дядю с кулаками. Им с трудом удалось растащить их. Я бы предпочел, чтобы они дали Массимо отвести душу и излить всю ту жестокость, что годами он держал в себе и которая, наконец, вышла наружу. Я бы хотел, чтобы он надрал задницу проклятому уроду, который вдруг сам стал жертвой собственной агрессии.
Мне было очень жалко Массимо, но я смог успокоить его и увести подальше.