А я? Я стал маленьким чудовищем. Я помню одного таксиста, который, как обычно, подвозил меня. Я сказал, что зовут меня Антонио или Анджело, я не помню, и я попросил его подвезти меня к одному зданию, у которого был черный ход.
На следующий день я спрятался, чтобы проследить за ним; он был там, ждал меня. А потом он уже больше не приходил, и я расстроился.
Когда же я его встретил, я изверг на него все раздражение, что таилось внутри меня. Я упрекал его в отсутствии верности, в том, что он так быстро сдался.
Он все извинялся и извинялся, но я был слишком зол и за весь вечер ни разу не заговорил с ним. Он попытался успокоить меня и зашел в бар, чтобы купить мне сладостей, но я вышел из машины и убежал. Больше я его не видел. Может, он боялся меня или проблем, которые я мог навлечь на него. Я понял, каким маленьким извергом я был и что я мог бы причинить ему кучу неприятностей. Я стал опасным.
Как заманить в машину ребенка? Почти все использовали одну и ту же тактику.
В первый вечер мы только разговаривали. Они задавали мне уйму вопросов, всегда одни и те же. А я всегда отвечал им одинаково. Иногда у меня возникало ощущение, что они все были знакомы друг с другом, поскольку даже манера выражаться у сегодняшнего были схожи со вчерашним и с завтрашним.
И никто из них никогда не угрожал мне и не просил молчать, как будто бы они знали, что могли доверять мне.
Они знали, что могли рассчитывать на мое молчание, на мое соучастие, они были уверены в этом.
Сколько же их было. Помню одного типа, красивый мужчина, элегантно одетый, обходительный, но придерживающийся все той же схемы поведения. Когда мы приехали на место (обычно это были темные заброшенные места, кладбища, аэропорты или проселочные дороги), он спросил меня: «Хочешь, чтобы я тебе или ты мне?». Я не понимал. С другими не нужно было давать никаких ответов. Почти всегда это были поигрывания руками, во время которых я притворялся, что испытываю удовольствие, а они-то испытывали его на самом деле.
Больше он ничего не сказал. Он снял с меня брюки и трусы, поднял мне ноги и попытался войти в меня.
«Ты мне делаешь больно!» — вскрикнул я. Но он продолжал напирать, сжимая мои ноги своими толстыми руками. И пока он тужился, я чувствовал, как он потел и пыхтел.
Вдруг он отпустил меня, и я вышел из машины.
Только тогда я понял, что его член был очень толстым, но дряблым. Он не был прямым, как у других мужчин, что подвозили меня. Он сам вышел из машины и, улыбаясь мне, начал мастурбировать своим вялым пенисом. Потом он проводил меня домой. Между ног у меня было мокро, и меня охватила тревога.
Я не понимал, что же произошло.
Я сел за стол, молчаливый и задумчивый. И как всегда никто не обратил никакого внимания ни на меня, ни на мою молчаливость.
Четырнадцать человек за столом и тысячи неразрешенных проблем: как могли они заметить ребенка, который придумывал игры, сводящие с ума от наслаждения его взрослых приятелей?
Часто я спрашивал себя, они были извергами или все-таки я.
Однозначно верного ответа я так никогда и не нашел.
Я вспомнил о столе в нашем доме. Это был большой круглый стол. Каждый, кто возвращался домой, брал стул и, попросив соседа подвинуться, устраивался ужинать.
В доме стоял непрекращающийся грохот стульев, приборов и посуды, к которой добавлялся звон все новых приборов и тарелок. И было очень просто, сделав полный круг за столом, оказаться опять на исходном месте.
Одним из последних доброхотов, подвозивших меня, был молодой парень. Он не проронил ни слова, пока искал подходящее место. Тогда я начал отклонять все подворотни, что он выбирал. Я вынудил его кружить очень долго до тех пор, пока он в раздражении не остановил резко машину у поля с бараками. Несколько минут мы провели в полном молчании. Я положил голову у окошка, глядя в пустоту. Внезапно я почувствовал, как его рука сжимает мне затылок. Силой он схватил меня за голову и засунул ее у себя между ног.
Во рту у меня оказался его член. Первое ощущение было, что я задыхаюсь, и, плача, я попытался вывернуться. Но его огромная рука твердо держала мою голову, все продолжалось несколько мгновений. Затем он сразу же заставил выйти меня из машины. По дороге домой у меня в носу стоял запах его сырой разгоряченной плоти.
Я оставил ту работу, сейчас уже не помню, почему. Я устроился рассыльным в бар. В мои обязанности входило разносить кофе по конторам и магазинам. И неизбежно я всегда влюблялся в кого-нибудь. В хозяина, бармена, клиента. Правда, это были три года без сексуальных отношений. Но я отчетливо осознавал, что что-то со мной было не так. Однажды кассирша из бара, где я работал, засунула свой язык мне в рот. Мне это очень понравилось, но я понимал, что мужчины привлекали меня гораздо сильнее.