- Добрый вечер, - не поднимая глаз от блокнота, произнес человек.
- Здравствуйте, - машинально ответил я, хотя от ужаса ни один мой мускул не двигался.
Оцепенение полностью охватило меня. "Наверное, я поздоровался мысленно". Подумав так, я попробовал пошевелить губами и языком, но у меня ничего из этого не вышло.
- "Здравствуйте" звучит немного легкомысленно в данной ситуации, - произнес он, иронично посмотрев наконец на меня.
От этих слов ужас, наполняющий меня до самых краев, как вода ванну, ледяной волной прошел сверху вниз и, ударившись об пятки, опять пошел к макушке, поднимая по дороге каждый имеющийся у меня на теле волосок.
- Да, легкомысленно и странно. Неужели вы сами этого не понимаете, Павел Петрович?
Очертания мужчины при этих словах обрели резкость, и он твердо уперся черными ботинками в пол так плотно, что у меня создалось впечатление, что он как дерево растет из него. "Возможно, он и есть дом", - пролетела в пустом мозгу шальная испуганная мысль.
- Возможно, но это не самое главное в нашем с Вами разговоре, - не подтверждая, но и не опровергая мою мысль, откликнулся он.
Человек, ни на миллиметр не пошевелив "приросшими" к полу ногами, сел в материализовавшееся под ним красное кресло "а-ля шестидесятые", которое я сразу узнал. Это кресло все детство и отрочество стояло в моей комнате, героически перенося испытания, которым я его подвергал на протяжении шестнадцати лет, а потом бесследно сгинуло в пыли многочисленных переездов.
- Знакомо? - спросил черный человек, постукивая пальцами по побитому молотком полированному подлокотнику.
- Конечно, это мое любимое кресло, - ответил я, сумев наконец выдавить из себя хоть какие-то звуки.
- Не трудитесь говорить, Павел Петрович, я вас и так прекрасно понимаю.
- Вот эти отметины на полировке я сделал отцовским молотком в пятилетнем возрасте, - подумал я и показал глазами на правый подлокотник.
- Знаю, знаю, - ответил он несколько небрежно и продолжил, - вы даже теперь неким образом стыдитесь своего детского необдуманного поступка, что несколько неправильно, я бы сказал.
- Почему? - искренне удивился я. - Побив молотком кресло, я испортил его. Это плохо. Глупо, конечно, стыдиться поступков, которые совершил в пятилетнем возрасте, но это же нормально.
- Нормально стыдиться своих поступков?
- Ну да, не все поступки хорошие, поэтому плохих надо стыдиться.
- Скажите, вы верите в Бога?
- В общем-то да, - чуть помявшись, ответил я.
Я никогда не отвечал на такие вопросы, но в данной ситуации этот принцип был абсолютно неуместен.
- Значит, вы верите, что Он источник всего на свете?
- В общем-то да, - повторился я.
- Значит, вы должны верить в то, что и плохие человеческие поступки - это Его работа?
- Нет. Есть же дьявол-искуситель, падший ангел, вот он и соблазняет нас, а Господь не может заставлять нас поступать плохо. Он наделил нас свободой воли, поэтому мы сами можем выбирать между добром и злом.
- Значит, Он не может заставлять людей совершать плохие, отвратительные поступки, - черный человек покивал головой, записывая что-то в блокнот, - а позволять дьяволу заставлять людей их делать, - продолжил он рассуждать - он может, ergo, - он поднял вверх узловатый указательный палец, который оказался неприятного цвета слоновой кости, - Он не добрый?
Я немного запутался. Ужас отступил перед необходимостью логически разрешить проблему, навязанную Черным человеком без лица. Отсутствие глаз, рта и всего остального меня больше не пугало и не отталкивало. В обстановке этого странного дома он смотрелся почти органично.
- Почему? - отупело спросил я.
- Потому что по Вашему мнению, Он не может чего-то не мочь, значит, либо Он не добрый, как вы все про Него думаете, поскольку вы все-таки совершаете плохие поступки, либо Он не всемогущ. Что предпочитаете: первое или второе? - Черный человек откинулся в кресле назад и пристально посмотрел мне в глаза.
Странно было ощущать пристальный взгляд, но не видеть самих глаз. У меня по спине пробежали мурашки, а ладони покрылись холодным потом.
- Мне кажется ни то, ни другое, - незаметно вытирая ладони о брюки, произнес я. Но свобода воли...
- Правильно, - одобрительно покивал головой черный человек. - Тогда что? - он слегка наклонился вперед, ожидая ответа.
- Что? - автоматически повторил за ним я.
- Тогда оказывается, что "плохих" поступков не существует.
- Это как это? - удивился я. - Плохие поступки существуют. Не убий, не укради, не прелюбодействуй, не чревоугодничай, не жадничай и так далее по Библии, - с ходу процитировал я несколько заповедей. - Борьба добра и зла за душу человека.
- Шаблоны, стереотипы..., - скучающе констатировал он. - Это вы все напридумывали и приписали Ему. Нет, конечно, вас людей понять можно, надо было как-то выживать, вот вы и придумали себе нормы морали. Поделили все на "добро" и "зло". К злу отнесли все, что мешает выживанию, а к добру все, что помогает. Теперь человечество вышло на принципиально другой виток развития, теперь перед вами не стоит задача физического выживания, сегодня надо самосовершенствоваться в направлении интеллектуальном, а для этого людям надо убрать все запреты, блоки и тормоза в виде всевозможных глупых религиозных и гуманистических догм, которыми вы обросли за время развития.
- Перестать верить в Бога что ли? - я с недоумением посмотрел на черного человека.
- Ему оттого, что вы верите или не верите не холодно, не жарко, поверьте.
- Тогда что, зачем?
- Затем, что надо менять свою жизнь и уходить от дурацких моральных правил.
- Что, плюнуть на "не укради"?
- Ну да.
Черный человек слегка посветлел, через его фигуру стало проглядывать кресло. Запах сирени усилился. Моя голова потяжелела, опять наполнившись тупым непониманием. Сознание отказывалось принимать мысль о "дурацкости" морали, по которой человечество жило не одно тысячелетие. Мой мозг закоротило.