- Кончай трещать, пи..бол, - прервал его второй.
Этот тоже выглядел изможденным, но все еще вполне крепким и пока не до конца растратившим свои жизненные силы. Речь его была хотя и нервной, но твердой и выдавала в нем жесткого решительного человека, а сбитые кулаки и широко расставленные короткие ноги говорили о спортивном прошлом либо боксера, либо какого-то единоборца.
- Мужик, - медленным движением руки, как будто проведя рукой по волосам, он откинул назад капюшон, под которым обнаружилась почти круглая голова с прямыми сальными светло-русыми волосами, - ты нам по-тихому бабки отдай, и мы уйдем, в натуре базарю.
Он смотрел на меня глазами пустыми, как если бы смотрел на банкомат, в который вставил карточку и теперь с нетерпением ждал, когда же тот выдаст деньги. Деньги конечно у меня были, но отдавать их я совершенно не хотел. Насколько далеко они могут зайти, я не понимал, но отчего-то верил, что они не смогут надолго у меня задержаться. Чтобы как-то потянуть время и подтвердить свою догадку, я задал вопрос: "Это ваша машина стоит внизу с заведенным двигателем?" Невысокий, а именно он был у них за вожака, ответил: "Да, мы торопимся. Отдай по-хорошему все, и мы быренько слиняем, в натуре базарю. Больше повторять не буду". Он подтолкнул меня к входу в зал.
- Давай, давай, мужик, не задерживай нас, - пихая меня в спину, произнес он.
- У меня ничего нет, - вдруг ни с того ни с сего уперся я.
Я и сам не понял, почему это произнес. Возможно, смелости мне придала их спешка, которая могла помешать грабежу, а может быть странный сон, после которого все происходящее сейчас со мной не выглядело абсолютной дикостью. Их коптящий драндулет должен скоро привлечь внимание соседей, которые поднимут крик, вызовут полицию, и этим двум конченым наркоманам придется бежать. Я где-то читал, что от героиновых наркоманов пахнет ацетоном, у них происходит сбой или изменение в обмене веществ, поэтому я предположил, что эти двое сидят на героине. Естественно, я не размышлял над этим специально, просто голова у меня работала сама по себе, выдавая какие-то решения и умозаключения, не утруждая сознание в осмыслении всего, что, видимо, вихрем проносилось в мозгу. Когда вы сидите над какой-нибудь проблемой и пытаетесь ее решить путем логических умозаключений, это нормальный осознанный мыслительный процесс. А вот когда ваша голова выдает вам решения по незаданным вопросам и непоставленным задачам, как будто вытаскивая очередного туза из рукава, тогда вы задумаетесь о всей сложности человеческого мозга, если у вас конечно будет возможность пережить экстремальную ситуацию, вызвавшую всплеск умственной активности.
Зайдя в зал, невысокий без лишних разговоров ударил меня в лицо кулаком. Я упал навзничь, больно ударившись затылком о подлокотник дивана, но сознания не потерял. Зажимая рукой разбитый нос, я смотрел, как невысокий обшаривает шкафы и книжные полки.
- Ребята, а вы знаете, что грабить - это грех? - спросил я высокого, присевшего рядом со мной на диван.
- Грех деньги зажимать, когда люди страдают, дядя, - ответил высокий. - Что ты знаешь о страданиях, умник? - он внимательно следил за действиями напарника. - Ты в курсе, что тебе никто не поможет? Мы тебя вычислили, когда ты закрывал окно. Во всем вашем гребаном колодце больше нет ни души. Вот он, - высокий кивнул в сторону напарника, не посмев больше показывать на него пальцем, - легко и непринужденно завалит тебя, если ты не отдашь нам то, чего мы хотим. Через час нам будет уже настолько плохо, что ты и представить себе не можешь, а ты мне про грех какой-то поешь.
Второй вдруг отошел от шкафа и коротко, без замаха пнул меня по ребрам. Сильнейшая боль пронзила все тело. Я схватился обеими руками за бок, размазывая кровь из носа по себе, одежде, по полу.
- Хватит пи...деть, помогай давай, - сказал он со злостью высокому.
Тот вскочил и бросился в спальню. Невысокий вернулся к шкафу. Мои надежды на избавление рухнули после слов высокого о том, что соседей никого нет, а из действий и состояния невысокого мне стало ясно, что все намного, намного серьезней, чем я предполагал.
- Ты меня расстроил, мужик, сильно расстроил, за это я тебя кончу, в натуре базарю, - не оборачиваясь, сказал вдруг невысокий.
Он произнес это просто, без угрозы, как констатацию свершившегося факта. Я все понял, мне не надо повторять по два раза очевидные вещи. В это время засвистел закипевший чайник. Борясь с пронизывающей болью в боку, я пополз на кухню. Невысокий даже не обернулся на мои движения, видимо считая, что копошения червяка перед тем, как его насадят на крючок, не заслуживают внимания. Добравшись до плиты, я отключил газ. Превозмогая боль, я встал на ноги и открыл ящик со столовыми приборами и ножами. Стараясь не шуметь, вытащил свой любимый нож, с деревянной ручкой и тонким острым лезвием. Он всегда хорошо наточен, потому что в нашем доме только я занимаюсь разделкой мяса и рыбы, а делать это лучше всего острым ножом. Все произошло очень быстро. Вдруг прекратился звук сбрасываемых на пол книг, и быстрыми шагами на кухню вошел невысокий. Я стоял лицом ко входу. Заведя руки назад, я опирался ими о столешницу. Правая рука, в которой я сжимал нож, не была видна из-за спины. Не останавливаясь, невысокий подошел ко мне. Он опустил обе руки вдоль тела, как делают боксеры прежде, чем встанут в стойку, и сжал кулаки. Не раздумывая и не сомневаясь ни секунды, понимая, что это мой единственный шанс, я коротко ударил его ножом в грудь. Невысокий совершенно не ожидал этого от меня, его глаза широко открылись и почти сразу стали стеклянными. Мне неимоверно повезло, я попал ему в сердце. Он не сразу упал. Постояв еще секунд пять, будто раздумывая, невысокий свалился кулем на пол. Меня тут же вырвало на его ноги.
Я стоял, согнувшись над распластанным телом невысокого, и вновь переживал ощущение, как нож входит в плоть, как негромко хрустят межреберные соединения, а самое главное, я ощущал легкую посмертную дрожь лишенного жизни тела, которое снова и снова вызвало у меня непреодолимый приступ тошноты. Вопреки воспитанию, жизненному опыту, у меня на душе не появилось и тени раскаяния оттого, что я мгновение назад убил человека. Я просто переживал омерзение от встречи со смертью и оттого, что мне было позволено сделать это, пусть даже в целях самообороны. Но в тоже время я и не чувствовал какой-нибудь жажды убийства или чего-то в этом роде, только неимоверную усталость.
На звук упавшего тела из спальни прибежал высокий. Увидев на полу приятеля с ножом в сердце, он молча развернулся и кинулся к входной двери. Распахнув ее, высокий выскочил на площадку и широкими прыжками буквально ссыпался вниз по лестнице, марш за маршем. Почти одновременно хлопнула дверь подъезда, и взревел двигатель тарантаса. Звук удаляющейся машины сразу замолк, поглощенный арками проходных дворов нашего старого квартала. Я с мертвым телом остался в одиночестве на кухне. В воздухе витала крепкая смесь запаха крови, горячего металла, блевотины, ацетона и по-новому понятой свободы.