Борис никому, даже Глебу, даже Аленке, не рассказывал про свою странную способность. Боялся сглазить. Покопался, правда, в научных, спортивных и медицинских книжках, но так ничего и не нашел. Почти ничего. Попалось описание нескольких похожих случаев, но что это за аномалия, откуда берется и, главное, насколько устойчива, этого ни спортивные, ни медицинские светила не объясняли.
Один такой спец, правда, предлагал что-то похожее на объяснение — про параллельные пространства: вроде бы человек движется сразу в нескольких «жизненных потоках», но осознает только один. Причем время в этих «потоках» (или мирах, Борис не очень понял) может идти с разной скоростью, и если человек по каким-то причинам оказывается в точке соприкосновения двух параллельных пространств… По правде сказать, дальше Борис просто запутался в предлагаемой спецом теории, больно уж много в ней труднопроизносимых терминов было накручено. А может быть, он не так уж и старался разобраться — по той же причине, по которой никому ничего не рассказывал. Боялся спугнуть необъяснимый талант. Когда сороконожку из детской сказки спросили, откуда она знает, какой ногой шагать — она задумалась. И разучилась ходить.
Быть такой разучившейся ходить сороконожкой совсем не хотелось. Вдруг, начав разбираться в истоках «замедленной съемки», Борис утратит эту чудесную способность? Этого Борису совсем не хотелось. И он старался особо на этот счет не задумываться.
Единственное, что было любопытно — обладает ли сходной способностью Глеб? У них же все как в зеркале. Только одно зеркало вогнутое, другое выпуклое. Ну или как два автомобиля с разными рулями: у одного правый, у другого левый. Ездят вроде одинаково, но… Черт его знает, как сказать, маршруты, что ли, разные? Глеб-то, он ведь все в небо поглядывает, как будто земли под ногами не чует. Борис же на земле плотно стоит, ему по-другому нельзя. Он боец: задерешь голову к облакам или, там, к звездам — бац, в открытый подбородок и прилетело. Так что звездами любоваться — это разве что перед сном, в тишине и безопасности…
Глава 3
Когда-то Клык был боксером. Вспоминать о спортивных успехах он не любил — должно быть, потому что до настоящих вершин так и не добрался. Не успел. Да, подавал большие надежды, да, сулили ему блестящее будущее, да, однажды дошел до финала пусть не мирового первенства, но почти столь же солидного международного турнира. И… после очередной травмы врачи объявили: следующее сотрясение мозга, даже самое легкое, будет последним. И пояснили более доходчиво: еще раз по голове получишь — либо помрешь, либо овощем станешь. Если бы не второй вариант, Клык, может, и не бросил бы ринг: смерть во время боя — не такая уж пугающая перспектива, боец он или кто? Но превратиться в овощ…
С ринга пришлось уйти. Хотя идти было особенно и некуда. Тренером? Кому нужен тот, кто еще не успел себя показать, кого никто еще не знает? Куда его возьмут? Разве что в какую-нибудь полудохлую школьную секцию — и крутись там на трехкопеечной зарплате, как знаешь.
Выручил Босс. Пожалел ли он подбитого на взлете бойца или еще что — Клык особо не вдумывался. Администратор спортивного клуба — должность, заманчивая для многих. А для такого, как он, которому и выбирать-то не из чего, прямо манна небесная. И пусть «за кулисами» тренировочного зала скрывался подпольный бойцовский клуб — что ж? Значит, его новая должность еще внушительнее, чем казалось. Ну, и доходы, само собой.
К доходам, впрочем, прилагалась и ответственность. Босса не интересовало, как Клык будет обеспечивать все необходимое. Зарплату получаешь? Вот и обеспечивай. За любую накладку приходилось отвечать собственным, что называется, карманом. Как сегодня, к примеру.
Не хотелось Клыку выставлять Бориса на настоящий бой, ох, не хотелось. На занятиях в дневной, легальной секции по рукопашному парень, конечно, показал себя прирожденным бойцом — таких махин на спаррингах клал, что о нем уже легенды начали ходить. Чутье у мальчишки — звериное. И неукротимость в схватке — тоже звериная. И азарт бойцовский налицо — прослышав о «второй стороне медали», чуть не каждый день умолял допустить его до подпольного ринга. Но молод, ох, молод, совсем пацан зеленый, только школу заканчивает.