Элторп.
Вилли и я большую часть той поездки на машине наблюдали по телевизору. Мы уже были в Элторпе. Нас подгоняли, хотя оказалось, что торопиться незачем. Мало того, что катафалк проехал долгий путь, его несколько раз задерживали из-за того, что все бросали на него цветы, закрывали вентиляционные отверстия и вызывали перегрев двигателя. Водителю приходилось постоянно останавливаться, чтобы телохранитель мог выйти и убрать цветы с лобового стекла. Телохранителем был Грэм. Нам с Вилли он очень понравился. Мы всегда называли его "крекер", как крекеры Грэма. Мы подумали, что это классно.
Когда катафалк наконец добрался до Элторпа, гроб снова сняли и перенесли через пруд, по зелёному железному мосту, наспех установленному военными инженерами, на небольшой остров, где его поставили на платформе. Мы с Вилли шли по тому же мосту на остров. Говорили, что руки мамы были скрещены на груди, а между ними положили фотографию меня и Вилли — возможно, единственных двух мужчин, которые когда-либо по-настоящему любили её. Определенно двое, которые любили ее больше всего. Всю вечность мы будем улыбаться ей в темноте, и, может быть, именно этот образ, когда флаг сняли и гроб опустился на дно ямы, окончательно меня сломил. Тело содрогнулось, подбородок опустился, и я начала неудержимо рыдать, закрывая лицо руками.
Мне было стыдно за то, что я нарушил семейный кодекс, но я не мог больше сдерживаться .
Всё в порядке, успокаивала я себя, всё в порядке. Вокруг нет никаких камер.
Кроме того, я плакал не потому, что верил, что мать в той дыре. Или в этом гробу. Я пообещал себе, что никогда не поверю этому, кто бы что ни говорил.
Нет, я плакал от одной мысли.
Это было бы невыносимо трагично, подумал я, если бы это было правдой.
7
ПОТОМ ВСЕ РАЗОШЛИСЬ.
Семья вернулась к работе, а я снова пошёл в школу, как после каждых летних каникул.
«Назад к норме», — радостно сказали все.
С пассажирского сиденья папиного Aston Martin с открытым верхом все выглядело точно так же. Школа Ладгроув, расположенная в изумрудной сельской местности Беркшира, как и всегда выглядела как деревенская церковь. (Кстати, школьный девиз был взят из Екклесиаста: Всё, что может рука твоя делать, по силам делай). С другой стороны, не так много деревенских церквей могли похвастаться двумястами акрами леса и лугов, спортивными площадками и теннисными кортами, научными лабораториями и часовней. Плюс богатая библиотека.
Если бы вы хотели найти меня в сентябре 1997 года, библиотека была бы последним местом, куда нужно было бы заглянуть. Лучше проверьте в лесу. Или на спортивных площадках. Я всегда пытался двигаться, что-то делать.
Также я был чаще всего один. Мне нравились люди, я был общителен по натуре, но именно тогда я не хотел, чтобы кто-то был слишком близко. Мне нужно было побыть одному.
Однако это было непростой задачей для Ладгроува, где проживало более сотни мальчиков. Мы вместе ели, вместе мылись, вместе спали, иногда по десять человек в комнате. Каждый знал, что делал другой, вплоть до того, кто был обрезан и кто не был. (Мы назвали это «Круглоголовые против кавалеров»).
И всё же, кажется, никто из мальчиков не вспомнил маму, когда начался этот новый семестр. Из уважения?
Скорее из страха.
Я точно никому ничего не сказал.
Через несколько дней после моего возвращения у меня был день рождения. 15 сентября 1997 года. Мне исполнилось 13. По давней школьной традиции был торт, сорбет, и мне разрешили выбрать два вкуса. Я выбрал чёрную смородину.
И манго.
Мамины любимые.
Дни рождения в Ладгроув всегда были большим событием, потому что каждый мальчик и большинство учителей были ненасытными сладкоежками. За место рядом с именинником часто велась ожесточённая борьба: там гарантировался первый и самый большой кусок. Я не помню, кому удалось выиграть место рядом со мной.