85
Я не был уверен, как её назвать, или как объяснить, что именно она делала. Всё, что я знал, это то, что она утверждала, что обладает «силами».
Я признал, что вероятнее всего это обман. Но женщина пришла с настойчивыми рекомендациями от проверенных друзей, поэтому я спросил себя: А что я потеряю?
Затем, как только мы сели вместе, я почувствовал вокруг неё энергию.
Ух ты, в этом что-то есть, подумал я.
Якобы она тоже чувствовала энергию вокруг меня. Твоя мать с тобой.
Знаю. Я чувствую это в последнее время.
Она сказала: Нет. Она с тобой. Прямо сейчас.
Я почувствовал, как шея потеплела. На глаза навернулись слёзы.
Твоя мама знает, что ты ищешь ясности. Твоя мать чувствует твоё замешательство. Она знает, что у тебя так много вопросов.
Это так.
Ответы придут со временем. Однажды в будущем. Прояви терпение.
Терпение? Это слово застряло у меня в горле.
Тем временем женщина сказала, что мама очень гордится мной и полностью поддерживает.
Она знает, что мне нелегко.
Что нелегко?
Твоя мать говорит, что ты живешь той жизнью, которой она не могла жить. Ты живешь той жизнью, которую она хотела для тебя.
Я сглотнул. Хотелось бы верить. Очень хотелось, чтобы каждое слово этой женщины было правдой, но мне нужны были доказательства. Знак. Что угодно.
Твоя мать говорит про… украшение?
Украшение?
Она была там.
Где?
Твоя мама говорит… что-то о рождественском украшении? Матери? Или бабушка? Оно упало? Оно разбилось?
Арчи попытался его склеить.
Твоя мама говорит, что её это развеселило.
86
Сад Фрогмор.
Через несколько часов после похорон дедушки.
Я гулял с Вилли и па около получаса, но мне показалось, что это был один из тех марш-бросков, которые были у нас в армии, когда я был новобранцем. Я устал до смерти.
Мы зашли в тупик. И мы достигли готической руины. После обходного пути мы вернулись туда, откуда начали.
Па и Вилли по-прежнему утверждали, что не знают, почему я бежал из Британии, якобы им ничего не известно, и я был готов уйти.
Затем один из них поднял вопрос о прессе. Они спросили о моём иске.
Они по-прежнему не спрашивали о Мег, но им было интересно узнать, как продвигается мой иск, потому что это непосредственно влияло на них.
Суд ещё не закончился.
Самоубийство, — пробормотал папа.
Может быть. Но оно того стоит.
Я сказал, что скоро докажу, что пресса больше, чем лжецы. Что они нарушают закон. Я хочу, чтобы некоторые из них попали в тюрьму. Вот почему они так яростно напали на меня: они знали, что у меня есть веские доказательства.
Дело было не во мне, а в интересах общества.
Качая головой, па согласился, что журналисты — отбросы общества. Это его выражение. Но...
Я фыркнул. Вечно было какое-то "но", когда дело доходило до прессы, потому что он ненавидел их ненависть, но столь же обожал их любовь. Можно было бы возразить, что в этом корень всей проблемы, да и всех проблем, уходящих корнями в десятилетия. Будучи мальчиком, лишённым любви, над которым издевались одноклассники, он был опасен, его неизбежно тянуло к эликсиру, который они ему предложили.
Он привёл дедушку в качестве прекрасного примера того, почему не надо слишком обращать внимание на прессу. Бедного дедушку газеты поносили большую часть его жизни, но теперь посмотрите. Он национальное сокровище! В газетах не писали о нём только хорошее.
Тогда чего вы так разволновались? Просто подождите, пока мы не умрём и всё будет путём?
Если бы ты мог просто вытерпеть это, дорогой мальчик, какое-то время, то они внезапно начнут тебя за это уважать.
Я только рассмеялся.
Я лишь хочу сказать, не принимай это на свой счёт.
Коли уж речь зашла о "своём счёте", я сказал им, что, возможно, научусь переносить прессу и даже прощу их оскорбления, но потакательство моей семьи – такое трудно будет простить. Офис Папы, офис Вилли, помогающий этим извергам, — это ли не соучастие?
Очевидно, Мег была хулиганкой — это была последняя порочная кампания, которую они помогали организовать. Это было настолько шокирующе, настолько возмутительно, что даже после того, как мы с Мег уничтожили их ложь 25-страничным отчётом с доказательствами в отдел кадров, у меня не получалось просто забыть об этом.