Любой ценой я избегал спокойного сидения с книгой.
В какой-то момент меня осенило, что вся основа образования — это память. Список имён, столбец цифр, математическая формула, красивое стихотворение — чтобы выучить это, нужно было загрузить его в ту часть мозга, которая хранит информацию, но это была та же самая часть моего мозга, которая мне сопротивлялась. Память была намеренно нечёткой с тех пор, как мамочка исчезла, и я не хотел это исправлять, потому что память приравнивалась к горю.
Не помнить было бальзамом.
Также, возможно, что я неправильно помню свои собственные проблемы с памятью того времени, потому что я помню, что очень хорошо запоминал некоторые вещи, например, длинные отрывки из "Эйса Вентуры" и "Короля Льва". Я часто повторял их, для друзей, для себя. Кроме того, есть моя фотография, на которой я сижу в своей комнате за выдвижным письменным столом, а там, среди укромных уголков и беспорядочных бумаг, стоит фотография мамочки в серебряной рамке. Итак. Несмотря на четкие воспоминания о том, что я не хотел её вспоминать, я также храбро пытался не забывать её.
Как ни трудно было мне быть бунтарём и глупым, для па это было мучением, потому что это означало, что я был его противоположностью.
Больше всего его беспокоило то, что я изо всех сил старался избегать книг. па не просто наслаждался книгами, он превозносил их. Особенно Шекспира. Он обожал "Генриха V". Он сравнивал себя с принцем Хэлом. В его жизни было множество Фальстафов, таких как лорд Маунтбеттен, его любимый двоюродный дедушка, и Лоренс ван дер Пост, вспыльчивый интеллектуальный последователь Карла Юнга.
Когда мне было лет 6 или 7, па отправился в Стратфорд и выступил с пламенной публичной речью в поддержку Шекспира. Стоя в месте, где родился и умер величайший британский писатель, па осудил пренебрежение пьесами Шекспира в школах, исчезновение Шекспира из британских классных комнат и из коллективного сознания нации. Па приправил эту пламенную речь цитатами из "Гамлета", "Макбета", "Отелло", "Бури", "Венецианского купца" — он выхватывал строки из воздуха, как лепестки одной из своих доморощенных роз, и бросал их в публику. Это было шоу, но не на пустом месте. Он пытался донести до всех мысль: Все должны уметь это делать. Вы все должны знать эти строки. Они — наше общее наследие, мы должны лелеять их, оберегать, а вместо этого мы позволяем им умереть.
Я никогда не сомневался, как сильно па расстраивало, что я был частью орды без Шекспира. И я пытался измениться. Я открыл "Гамлета". Хм: Одинокий принц, одержимый мертвым родителем, наблюдает, как оставшийся родитель влюбляется в узурпатора мертвого родителя...?
Я захлопнул книгу. Нет, спасибо.
Па никогда не переставал вести честную борьбу. Он проводил больше времени в Хайгроув,
его поместье площадью 350 акров в Глостершире, недалеко от Стратфорда, поэтому он взял за правило время от времени брать меня с собой. Мы появлялись без предупреждения, смотрели любую пьесу, которую они ставили, для па это не имело значения. Для меня это тоже не имело значения, хотя и по другим причинам.
Всё это было пыткой.
На многих вечерах я не понимал большей части того, что происходило или говорилось на сцене. Но когда я всё-таки понимал, мне становилось ещё хуже. Слова жгли. Они беспокоили. Почему я должен хотеть слышать о поражённом горем королевстве, “сжавшемся в едином порыве горя”? Это просто напомнило мне об августе 1997 года. Почему я должен хотеть размышлять о неизменном факте, что “всё, что живет, должно умереть, проходя через природу в вечность...”? У меня не было времени думать о вечности.
Единственное литературное произведение, которым я, помнится, наслаждался, даже смаковал, был тонкий американский роман. "О мышах и людях" Джона Стейнбека. Мы проходили его на парах по английскому.
В отличие от Шекспира, Стейнбек не нуждался в переводчике. Он писал на простом народном языке. А ещё лучше, он держал его крепко. "О мышах и людях": оживленные 150 страниц.
Лучше всего то, что его сюжет был увлекательным. Два парня, Джордж и Ленни, бродят по Калифорнии в поисках места, которое они могли бы назвать своим, пытаясь преодолеть
свои ограничения. Ни тот, ни другой не гений, но проблема Ленни, похоже, не только в низком IQ. Он держит в кармане дохлую мышь, поглаживает её большим пальцем — для утешения. Он также так любит щенка, что убивает его.
История о дружбе, о братстве, о верности, она была наполнена темами, которые я счёл близкими. Джордж и Ленни напомнили мне о нас с Вилли. Два приятеля, два кочевника, проходящие через одно и то же, прикрывающие друг другу спину. Как сказал один персонаж Стейнбека: “Парню нужен кто-то, чтобы быть рядом с ним. Парень сходит с ума, если у него никого нет”.