Должно быть, я неправильно истолковал знаки. Или календарь.
Полагаю, в глубине своего сердца я знал правду. Иллюзия того, что мама прячется, готовясь вернуться, никогда не была настолько реальной, чтобы полностью заслонять реальность. Но это заглушило её настолько, что я смог забыть о своём горе. Я уже не скорбел, не плакал, за исключением одного раза на её могиле, не переваривал голые факты. Часть моего мозга знала, но часть его была полностью изолирована, и разделение между этими двумя частями держало парламент моего сознания разделённым, поляризованным, заблокированным. Именно так, как я этого хотел.
Иногда я сурово разговаривал сам с собой. Все остальные, кажется, верят, что мамочка мертва, точка, так что, может быть, тебе стоит присоединиться.
Но потом я думал: Я поверю, когда у меня будут доказательства.
Имея веские доказательства, подумал я, я мог бы должным образом скорбеть, плакать и двигаться дальше.
32
НЕ ПОМНЮ, как мы получали эту дурь. Через одного приятеля, я полагаю. Или, может быть, от нескольких. Всякий раз, как мы её получил, то забирались в крошечную ванную комнату наверху, где налаживали удивительно продуманный и упорядоченный конвейер. Курильщик садился верхом на унитаз у окна, второй парень прислонялся к раковине, третий и четвертый сидели в пустой ванне, свесив ноги, ожидая своей очереди. Ты делал одну-две затяжки, выпускали дым в окно, затем передавал косяк дальше по кругу, пока он не исчез. Затем мы все направлялись в одну из наших комнат и до тошноты хихикали над одним или двумя эпизодами нового шоу. Гриффины. Я почувствовал необъяснимую связь со Стьюи, пророком без чести.
Я знал, что так вести себя нельзя. Я знал, что это неправильно. Приятели тоже знали. Мы часто говорили об этом, будучи под кайфом, о том, как глупо тратить впустую итонское образование. Однажды мы даже заключили договор. В начале экзаменационного периода, называемого испытаниями, мы поклялись отказаться от травки до окончания финального испытания. Но уже следующим вечером, лёжа в постели, я услышал, как приятели в коридоре кудахчут, перешёптываются. Направляются в туалет. Чёрт возьми, они уже нарушают договор! Я встал с кровати и пошёл с ними. Когда конвейер заработал, от ванны к тазу, от туалета к туалету, когда травка начала действовать, мы помотали головами.
Какими же мы были идиотами, думая, что можем измениться.
Передай косяк, приятель.
Однажды ночью, сидя верхом на туалете, я сделал большую затяжку и посмотрел на луну, а затем вниз, на территорию школы. Я наблюдал за несколькими полицейскими долины Темзы, марширующими взад-вперед. Их разместили там из-за меня. Но несмотря на них я не чувствовал себя в безопасности. Из-за них я чувствовал себя в клетке.
Однако за ними лежала безопасность. Снаружи все было мирно и неподвижно. Я подумал: Как красиво. Так много мира во всём мире... для некоторых. Для тех, кто свободен в его поиске.
Как раз в этот момент я увидел, как что-то метнулось через двор. Оно замерло под одним из оранжевых уличных фонарей. Я тоже замер и высунулся из окна.
Лиса! Уставилась прямо на меня! Смотри!
Что, приятель?
Ничего.
Я прошептал лисе: Привет, приятель. Как дела?
Ты чего накурился?
Ничего, ничего.
Может быть, это из-за травы — несомненно, из-за травы, — но я почувствовал пронзительное и сильное родство с этой лисой. Я чувствовал большую связь с этой лисой, чем с мальчиками в ванной, другими мальчиками в Итоне — даже с Виндзорами в далёком замке. На самом деле, эта маленькая лисичка, как и леопард в Ботсване, казалась мне посланником, посланным мне из какого-то другого царства. Или, возможно, из будущего.
Если бы я только знал, кто его послал.
И что это было за послание.
33
ВСЯКИЙ РАЗ, ВОЗВРАЩАЯСЬ ДОМОЙ из школы, я прятался.
Я прятался наверху, в детской. Я прятался в своих новых видеоиграх. Я бесконечно играл в Halo против американца, который называл себя Prophet и знал меня только как BillandBaz.
Я прятался в подвале под Хайгроувом, обычно с Вилли.
Мы назвали это Клубом Н. Многие предполагали, что буква "Н" означает "Гарри", но на самом деле это означало "Хайгроув".
Подвал когда-то был бомбоубежищем. Чтобы спуститься в его глубины, нужно было пройти через тяжёлую белую дверь на уровне земли, а затем спуститься по крутому каменному пролёту лестниц, затем ощупью пробираться по сырому каменному полу, затем спуститься ещё на 3 ступеньки, пройти по длинному сырому коридору с низкой сводчатой крышей, затем мимо нескольких винных погребов, где Камилла хранила самые модные бутылки, мимо морозильной камеры и нескольких кладовых, полных картин, снаряжения для поло и нелепых подарков от иностранных правительств и властителей. (Они никому не были нужны, но их нельзя было передарить, отдать или выбросить, поэтому они были тщательно зарегистрированы и запечатаны.) За этой последней кладовой были две зелёные двери с маленькими медными ручками, а за ними находился Клуб H. В нём не было окон, а кирпичные стены, выкрашенные в белый цвет, не вызывали клаустрофобии. Кроме того, мы обставили помещение красивыми вещами из различных королевских резиденций. Персидский ковёр, красные марокканские диваны, деревянный стол, электрическая доска для игры в дартс. Мы также установили огромную стереосистему. Звук был так себе, но громкий. В углу стояла тележка с напитками, хорошо укомплектованная, благодаря творческому заимствованию, так что всегда чувствовался слабый аромат пива и другой выпивки. Но благодаря большому вентиляционному отверстию в хорошем рабочем состоянии, там также был запах цветов. Из садов па постоянно поступал свежий воздух с нотками лаванды и жимолости.