Зажёгся мягкий свет.
Передо мной стоял человек и вкручивал маленькую лампочку в розетку, свисающую с крыши.
Полковник Эд.
Его вытянутое лицо казалось длиннее, чем я помнил. Он был одет в длинную зелёную шинель, как будто со времен Первой мировой войны. Он рассказал мне о том, что произошло.
Австралийский журнал спалил меня, сообщив всему миру, что я нахожусь в Афганистане. Журнал был мелкий, поэтому сначала никто не обратил внимания, но потом какое-то ничтожество в Америке подхватило тему и разместило новость на своём никчёмном сайте, и её подхватили другие паразиты. Теперь новость была повсюду. Самым страшным секретом Млечного Пути стало присутствие принца Гарри в провинции Гильменд.
Так что — тебя раскрыли.
Полковник Эд извинился. Он знал, что я не хотел заканчивать службу. С другой стороны, он хотел, чтобы я знал, что начальство уже несколько недель настаивало на моей эвакуации, так что мне повезло, что срок службы не был сокращён. Я ускользнул от властей и талибов и сумел прослужить довольно долго с безупречным послужным списком. Браво, сказал он.
Я был на грани того, чтобы умолять остаться, но видел, что шансов нет. Мое присутствие подвергло бы всех вокруг серьёзной опасности. Включая полковника Эда. Теперь, когда талибы знают, что я нахожусь в стране и где примерно, они бросят все силы на то, чтобы убить меня. Армия не хотела моей смерти, но это была та же история, что и годом ранее: Армии не хотелось и того, чтобы другие не погибли из-за меня.
Я разделял эти чувства.
Я пожал руку полковнику Эду и вышел из палатки. Я взял свои немногочисленные вещи, быстро попрощался, а затем снова запрыгнул в "Чинук", который по-прежнему стоял в полной готовности.
Через час я снова был в Кандагаре.
Я принял душ, побрился, приготовился сесть на большой самолёт, направляющийся в Англию. Там были и другие солдаты, ожидавшие посадки. Их настроение было совсем иным. Они все ликовали. Возвращались домой.
Я уставился в землю.
В конце концов, мы все начали понимать, что посадка затягивается.
"В чём проблема?" — спросили мы нетерпеливо.
Член экипажа сказал, что ждём последнего пассажира.
Кого?
Гроб датского солдата загружали в грузовой отсек.
Все замолчали.
Когда мы, в конце концов, сели и взлетели, шторка в передней части самолёта ненадолго распахнулась. Я увидел трёх парней на больничных койках. Я отстегнул ремень безопасности, подошел к проходу и увидел трёх тяжелораненых британских солдат. У одного, как я помню, были ужасные ранения от самодельного взрывного устройства. Другой был обмотан с ног до головы полиэтиленом. Несмотря на то, что он был без сознания, он сжимал в руках пробирку с кусочками шрапнели, извлечёнными из шеи и головы.
Я поговорил с врачом, который ухаживал за ними, спросил, будут ли парни жить. Тот не смог сказать ничего конкретно. Но даже если выживут, сказал он, им предстоит тяжёлый путь.
Я разозлился на себя за то, что настолько зациклился на себе. Весь остаток полёта я думал о многих молодых мужчинах и женщинах, возвращающихся домой в таком же состоянии, и о тех, кто вообще не возвращается домой. Я думал о людях дома, которые по своей воле ничего не знают об этой войне. Многие выступали против неё, но мало кто знал о ней хоть что-то. Я задавался вопросом, почему? Чья работа была в том, чтобы рассказать им об этом? О, да, подумал я. Прессы.
21
Я ПРИЗЕМЛИЛСЯ 1 МАРТА 2008 ГОДА. Из-за обязательной пресс-конференции нормально поесть не получилось. Затаив дыхание, я подошёл к выбранному репортёру, ответил на его вопросы. Он произнёс слово герой, чего я не стерпел. Герои — это ребята в самолёте. Не говоря уже о тех, кто по-прежнему в Дели, Дуайере и "Эдинбурге".
Я вышел из комнаты, прямо к Вилли и па. Кажется, Вилли обнял меня. Кажется, я поцеловал па в каждую щеку. Возможно, он также... сжал мне плечо? Для любого человека на расстоянии это выглядело бы обычным семейным приветствием и общением, но для нас это была яркая, беспрецедентная демонстрация физической привязанности.
Затем оба уставились на меня, широко раскрыв глаза. Я выглядел измученным.
Уставшим.
Ты выглядишь старше, сказал папа.
Так и есть.
Мы сели в папину "Ауди" и помчались в сторону Хайгроува. По дороге мы разговаривали, как будто сидели в библиотеке. Очень тихо.
Как ты, Гарольд?
О, не знаю. А вы как?