— Я не могу… болит голова.
Это была неправда, и Сахаров понял это.
— В таком случае я иду один! — обиженно сказал он.
Когда за мужем захлопнулась дверь квартиры, Ирина подошла к телефону — позвонила Ласточкиной.
Через полчаса она уже была в театре, за кулисами.
Кто-то стоявший возле сложенных штабелем декораций сказал ей:
— Вы опоздали… у Ласточкиной сейчас выход.
И действительно, из гримерной появилась Мария Ивановна.
Ирина поздоровалась, сказала, что подождет ее. Но Ласточкина со строгим, сосредоточенным лицом прошла мимо, почему-то ничего не ответила.
«Уж не сердится ли она на меня? — подумала Ирина, входя в гримерную. — Однако пригласила сюда и так приветливо разговаривала со мной по телефону…»
Теряясь в догадках и предположениях, Ирина не заметила, как пролетели минуты ожидания. Дверь вдруг отворилась, и в комнату вошла Ласточкина… Но сейчас эта была обычная, добрая, ласковая и немножко усталая Мария Ивановна.
— Здравствуй, землячка, здравствуй еще раз, — приветливо сказала она, опускаясь в кресло.
— А я, извините, подумала, что вы на меня сердитесь.
— Прости, голубушка, не обижайся… — Ласточкина улыбнулась. — Я считаю, что артист должен не изображать человека, а жить на сцене его жизнью. Чтобы игра была искренней, надо быть сосредоточенной, собранной перед тем, как выйти на сцену. Поэтому уже загримированной я обычно запираюсь на ключ, чтобы собраться с силами. По звонку я вылетаю из гримерной — в это время я уже не принадлежу себе. Я только внутренне молю, чтобы никто не подошел ко мне, не заговорил, чтобы не расплескать в разговоре эту собранность, настроенность. — Она, как бы извиняясь, развела руками. — Вот поэтому я и промчалась мимо тебя… Ну что ж, поедем к нам чай пить, там и потолкуем.
По дороге, в полупустом троллейбусе, выслушав Ирину, Мария Ивановна сказала:
— Вот ты сетуешь, что много работаешь над ролями, из сил выбиваешься, а успех якобы достается другим…
— Но разве это плохо, если актриса хочет прославиться?
— Неплохо. Каждый артист любит славу. Но ведь это не главное. Мне кажется, настоящий актер должен испытывать радость уже потому, что он делает то, к чему у него призвание…
Не договорив, Ласточкина вдруг пристально посмотрела в глаза Ирине.
— Но только ли в этом дело?! Я замечаю, с тобой, дорогая, происходит что-то неладное.
Ирина подавленно молчала.
— Если не ошибаюсь, дело в Игоре?
— Я, кажется, люблю его, — вырвалось у Ирины.
— Кажется или?..
Не отвечая на вопрос, Ирина заговорила взволнованно, сбивчиво:
— Еще девчонкой, у кого-то из великих актрис я прочитала о тщеславии, с которым она боролась. Но только теперь я по-настоящему поняла, насколько губительна эта черта характера. Нездоровое внимание к своему «я», вероятно, порождает недоброжелательность к людям, которые тебя чем-то превосходят…
— Не взвинчивай себя, Ирина!
— Нет, нет, не перебивайте… Я хотела стать первой в нашем театре, быть лучше всех. Я и замуж вышла… — Она не договорила, махнула рукой и заплакала.
Прошла неделя после этого разговора, и Ирина вдруг объявила мужу, что предстоящий отпуск она решила провести в Ченске. Сахаров с ней поехать не мог: готовился новый спектакль. Ирина уехала одна.
Что ее тянуло в этот город? Ведь с отъездом матери и отчима в Москву, а затем в длительную заграничную командировку у нее никого из родных в Ченске не осталось. Почему же она так скоропалительно согласилась на предложение Ласточкиной поехать вместе с ней?
На этот вопрос Ирина смогла ответить лишь тогда, когда оказалась в Ченске и на второй день по приезде встретилась в парке с Игорем. (Он вернулся в родной город сразу же после свадьбы Ирины с Сахаровым.) И хотя Ирина уверяла Ласточкину, что встреча с Савеловым на танцевальной площадке произошла случайно, это было не так.
За первой встречей последовала вторая, потом третья. И с той поры началась их тайная связь, которая вместе с радостью обладания любимым человеком заставляла обоих страдать…
Маясов продолжал листать свою записную книжку. Непросмотренных страниц оставалось немного.
…В одну из июльских ночей в Ченск неожиданно приехал Сахаров. Ирина была у себя в комнате (она жила в квартире Ласточкиных), читала книгу.
Константин Николаевич, как всегда, был чисто выбрит, безукоризненно одет. Он горячо обнял жену, сел рядом на софу.
Ирина избегала смотреть мужу в глаза.
— Что нового в театре, дома?
От этого вопроса Сахаров сразу как-то обмяк.