Это была какая-то инерция страха, его затянувшаяся реакция. У Маясова даже возникло опасение: не повлияла ли вся эта «психическая атака» Рубцова на душевное здоровье женщины. Поэтому они с Деминым решились на ее последний допрос только после консультации с психиатром.
Но когда начался этот допрос, у Маясова вновь возникли опасения за Булавину. До нее не всегда сразу доходил смысл того, что ей говорили. Маясов старался ее успокоить:
— Я вам, Ирина Александровна, еще раз повторяю: выслушайте меня внимательно. За отца вам отвечать не нужно. Более того, вы можете гордиться своим отцом…
Она удивленно посмотрела на майора.
— Ваш отец, Александр Букреев, был замучен в Борисинском лагере военнопленных, — сказал Маясов. — Он умер как настоящий солдат.
— Я не понимаю… — прошептала Ирина.
— Это установлено точно.
Она была совсем растерянна.
— Но как же отцовы письма? Его обещание приехать?
— Все это неправда, фальшивка.
— Но ведь письма написаны его рукой, я знаю…
— Оба письма, что вы получили, были сфабрикованы в разведцентре, по заданию которого действовал Рубцов.
— Мне трудно это представить, — сказала Ирина. — Разве можно подделать стиль письма, отцовские слова? Например, Ири… Только он звал меня так.
— К сожалению, Ирина Александровна, и это возможно: Рубцов знал вашего отца несколько лет, работали вместе, вместе пошли на фронт… Что касается оригинала, с которого были сделаны фальшивки, у Рубцова сохранилось письмо Александра Букреева к жене, вашей матери. Письмо было написано за несколько дней до того, как полк, в котором он служил, попал в окружение.
— А портсигар? — вдруг спросила Ирина. — Портсигар, выходит, тоже поддельный?
— Нет, вот портсигар как раз не поддельный, — сказал Маясов. — Все, что принадлежало при жизни вашему отцу, в том числе письмо и портсигар, после смерти Букреева присвоил себе его «друг».
— Рубцов?
— Да, Рубцов, по доносу которого в Борисинском лагере и был повешен коммунист Букреев. — Маясов помедлил, потом негромко продолжал: — Через девятнадцать лет письмо, принадлежавшее вашему отцу, было пущено в ход против вас… Надеюсь, вы теперь, Ирина Александровна, понимаете, для чего все это Рубцову понадобилось?
— Смутно.
— Для того, чтобы запугать вас, держать в постоянном страхе возможного разоблачения, как дочь изменника Родины и шпиона.
— Но какая ему от меня польза? — в полном недоумении спросила Ирина.
В разговор вступил Демин:
— Рубцов знал о ваших отношениях с Игорем Савеловым. Знал, что Игорь очень любит вас. С вашей помощью он хотел обработать Савелова и завербовать.
— Подлец, боже, какой подлец… — шептала Ирина и не могла сдержать слез.
— Возьмите себя в руки, Ирина Александровна. Что же делать? Игоря не вернешь, но в наших силах очистить от грязи память о нем. — Демин полистал бумаги в папке, нашел нужную страницу. — Следствием установлено, что накануне трагического происшествия Савелов после свидания в баре с Косачом, которому он продал охотничье ружье, вечером был у вас дома. Там же был и Рубцов. Почему вы промолчали об этом?
— Рубцов просил не упоминать о нем. К убийству он отношения не имеет, а кому приятны все эти вызовы, допросы, протоколы…
— Гм… А чем объяснить, что Савелов и Рубцов оказались у вас в одно и то же время?
— Рубцов давно хотел, чтобы я познакомила его с Игорем… Я это сделала… Но получилось не совсем удачно: они поссорились в тот же вечер.
— Поссорились?.. А как это случилось?
— Знаете, я так толком ничего и не поняла.
— Постарайтесь вспомнить. Расскажите нам все, как было. И с самого начала…
В тот день Игорь пришел к ней под вечер.
— Я ненадолго, — сказал он. — Мне скоро на вокзал, мать провожать.
Ирина усмехнулась.
— Ты как будто оправдываешься… Что с тобой? Избегаешь меня в последнее время.
Он ответил не сразу, раскурил сигарету, потом взял Ирину за руки:
— Нам нельзя, как прежде, пойми! Надо что-то придумать. Упорядочить отношения…
— Словечко-то какое — «упорядочить». — Ирина громко засмеялась.
— Перестань! — крикнул Игорь. — Мне надоело прятаться. Вот так, урывками, тайно…
Ирина ласково сказала:
— Ведь ты же, дурачок, знаешь: сына я не оставлю. Что мы будем делать, как жить?
После короткой паузы она вдруг спросила: