Несколько минут я бездумно смотрел в погасший экран, машинально прихлебывая остывший чай. Затем встряхнулся, снова обрел некоторую ясность мышления и внимательно посмотрел на Третьякова. Во мне проснулся стрингер.
– Так что же это было? И удалось ли сделать еще записи происходящего там, – я попытался подобрать подходящее слово, – за этим "проемом"?
Несмотря на подчеркнутую маску профессиональной невозмутимости, появившуюся на моем лице, старый ученый явно отчетливо видел потрясение, которое я перенес во время просмотра записей. Как и то, что в глубине моих глаз отчетливо зажегся тот самый огонек авантюриста и искателя приключений, из-за которого он, скорее всего, и затеял этот разговор. Что и сказать, знал он меня как облупленного. Наверное, именно в этот момент Третьяков окончательно убедился в правильности своего выбора. Я был именно тем человеком, который бы стал его глазами, ушами, а, главное руками при исследовании нового мира.
Ему явно хотелось самому сделать тот самый шаг в неизвестность, открыть все тайны, которые пока хранятся за пологом "проема". Все это "читалось" по нему, как в открытой книге для первоклассников – большими и ясно различимыми буквами.
– Ты, мальчик, родился слишком поздно. Таким цены не было лет триста-четыреста назад, среди первопроходцев и первооткрывателей. И… да, мы сделали еще записи при следующих возникновениях аномалии. Но в них нет ничего особенно интересного. Все то же ущелье в разное время суток. Если ты обратил внимание, оно довольно узкое и имеет крутые и высокие склоны. С этой точки многого не увидишь. Что же касается твоего вопроса: "Что это было?", то мой ответ – не знаю. Другое время или параллельная реальность – выбирай объяснение себе по вкусу. Писатели-фантасты придумали их целую кучу. Но, судя по растительности за "проемом", это какой-то из вариантов нашего мира. По крайней мере, я так думаю. Дело в том, что кусты эти – вполне себе земные. И звездное небо нам снять получилось – отчетливо виден южный крест.
– Южный крест? Так что же это получается – с той стороны или Южная Америка или…
– Или. Это Африка. Точнее граница между Мозамбиком и Свазилендом. Неподалеку от нынешнего города Мапуту. Вот только в том, что эта граница там уже есть – я сильно сомневаюсь. Да и расчеты координат, как вы любите говорить, "несколько напрягают".
Заметив мой вопросительный взгляд, собеседник чуть заметно пожал плечами:
– Линию горизонта из ущелья не видно, а без этого все расчеты дают сильную погрешность. Сейчас я уверен только в одном: место за "проемом" – северные или северо-восточные отроги Драконовых гор. А вот где именно… Так что придется определять еще и это.
– Получается другое время? Может там и динозавры где-то бродят?
– Ну, с динозаврами ты погорячился. Судя по растительности, там достаточно современное нам время. Кустарник этот, как я выяснил, называется "протея". Растение экзотическое, но вполне земное. И встречается, как раз в юго-восточной Африке. А птица на видео – орел-бородач, как сказал мне один зоолог. Да и расхождений в расположении звезд с нашим небом знакомый астроном-любитель, к которому я обращался за консультацией, не нашел. А вот если бы за "проемом" был какой-нибудь третичный или меловой период – они бы, расхождения эти, обнаружились обязательно. Все гораздо проще – сканирование не выявило ни одного радиосигнала. Вообще. Так что эпоха радио там еще не наступила. Счетчик Гейгера показывает нормальный фон, даже ниже нынешнего.
– Ну что ж, – я демонстративно потянулся к затылку в исконно русском жесте, – динозавров уже нет, радио еще. Уже какая-то определенность вырисовывается, вам не кажется, Виктор Викентьевич?
– Определенность будет тогда, когда кто-то пройдет пару-тройку десятков километров и посмотрит внимательно с какой-нибудь горы по окрестностям с помощью х-а-ррр-ошего бинокля.
– И что же этот кто-то увидит?
– Вот это уже вопрос, как говорится, на засыпку. Может ничего не увидеть. И это будет означать период времени от твоих любимых динозавров до примерно 1500 года от Рождества Христова. Или может увидеть какой-нибудь убогий форт с сотней – двумя поселенцев. А скорее, даже меньше. Значит, Васко-да-Гамма уже прибыл, но это пока не колония, а так, пункт заправки питьевой водой для португальских кораблей, которые и приходят-то в лучшем случае раз-два в год. А может на берегу большого залива, кстати говоря, одной из лучших гаваней Индийского океана, уже расположился приличный форт с европейского вида городком. Это уже вторая половина 18 века, даже ближе к концу. Ну, и дальше по нарастающей, до начала века двадцатого.
– И никто так и не попытался пройти на ту сторону и самолично убедиться, на какой же все-таки стадии строительства находится тот самый форт?
– Сам видишь, я старик, – уклонился от прямого ответа Виктор Викентьевич, – я по квартире то еле-еле шкандыбаю. В "проем" я выходил, но чтобы двигаться дальше нужны сила и молодость. Ну, или тяжелая строительная техника для прокладки дорог и автотранспорт. Ничего этого, сам понимаешь, у меня нет. Ни молодости, ни техники. А Егор… Трое детей, больная жена, пивной живот. И он боится. Такие как он во все времена сидели дома. Я не хочу сказать про него что-нибудь плохое, но приключения – не для него.
– А периодичность? Как часто возникает эта самая аномалия? Не хотелось бы все-таки ждать месяцами…
– Хочешь попробовать?
– Можно подумать, вы не для того мне все это рассказываете, – я криво ухмыльнулся, глядя прямо в глаза собеседнику, – чтобы я "попробовал"…
– Ты прав, – усмехнулся в свою очередь Третьяков. – Надо же, какая догадливая у нас молодежь пошла…
Мы снова негромко рассмеялись, как будто услышали свежий анекдот. Негласное соглашение было заключено. Никто не собирался составлять договоры, расписывать права и обязанности сторон или еще каким-нибудь способом фиксировать это на словах или бумаге. В этом не было необходимости.
– А не заварить ли нам еще чайку. На этот раз краснодарского, твоего любимого. Мне, правда, сильно крепкий нельзя. Но, как удачно сказал Штирлиц: если нельзя, но очень хочется, то можно. Хотя бы иногда. И не нужно мне говорить, что он только повторял чужие слова, – пожилой ученый предостерегающе поднял палец, заметив мой открывающийся рот. – Сам знаю.
Я лишь молча кивнул и принялся снова наблюдать на "чайной церемонией". Терпеливо дождавшись, пока старик нальет чай в чашки, вопросительно поднял брови.
– Периодичность тебе абсолютно не важна, – Виктор Викентьевич хитровато прищурился, нарочито громко, по-мужицки, отхлебнул чаю и откинулся на спинку стула. Так и не дождавшись нетерпеливого вопроса "Почему", он одобрительно кивнул моему терпению и продолжил:
– А все потому, что за последний год я сильно продвинулся в своих исследованиях. Настолько, что… могу теперь сам открывать "проем".
Снисходительно посмотрев на ошарашенного меня, он, наконец, соизволил дать объяснения.
– Технические подробности сложны, и, по большому счету, тебе не интересы. В сильно упрощенном виде это выглядит так: если искусственно воссоздать то самое электромагнитное излучение, которое испускает активизировавшаяся аномалия, то "проем" открывается. И действует до тех пор, пока излучение не прекратится. Проверено опытным путем. Правда, для этого, – тут ученый вздохнул, – пришлось отогнать на Алтай и изуродовать мой старенький УАЗик. Аппаратура вышла громоздкой и занимает всю заднюю часть машины, включая пассажирские сидения.
– То есть пока этот ваш… излучатель работает, проход открыт в обе стороны?
– Именно, мой мальчик, именно. Правда, есть некоторые ограничения. Видишь ли, доступа к современным материалам и комплектующим у меня нет. К великому моему сожалению. Впрочем, нет и опыта работы с такими миниатюрными схемами. Даже Саныч этого не умел. Поэтому "волновой генератор" получился весьма несовершенным: попросту говоря, во время работы он постепенно теряет синхронность с волновым потоком самой аномалии. Когда разница достигает критической отметки, следует аварийное схлопывание проема и аппаратуру следует настраивать заново.