Его запах… его ментальная воля… его внешность в целом… Альфа был порабощен. Возможно, сейчас он бы, прямо у порога, свернулся бы у ног этого омеги, заскулил бы, выпрашивая хотя бы прикосновение, но, даже несмотря на уровень редукции своего генома, Коул Макмайер обладал стойкой волей и предубеждениями, которые, скорее всего, и не позволили его коленям дрогнуть настолько, чтобы пасть, как альфа. Пусть перед ним и высокородный, но это всего лишь человек, более того, человек, жизнь которого опутана тайной, и ключ к этой тайне сейчас в его, альфьих, руках, так что сдаваться, даже не обнажив меч, Макмайер не собирался.
- В таком случае, проходите, инспектор, - омега развернулся, скрываясь в недрах квартиры, и Коула словно вытолкнули из жестких тисков, он даже выдохнул шумно, чувствуя, с каким надрывом его слабое биополе приходит в более-менее надлежащий вид, хотя ощущение ментальных витков так и не исчезло, словно омега оставил после себя поводок, пока что длинный, чтобы альфа не поддался первому из инстинктов особи, но и не настолько слабый, чтобы тот сбежал.
Макмайер осознавал, что, войдя в квартиру, существенно укоротил длину этого поводка, поведясь на омегу, одно присутствие которого обостряло все его инстинкты до предела, но ключ, который был в его руках и который он не знал, как применить, уже приоткрыл запретную дверь, и не переступить порог, удовлетворив свое любопытство, свой азарт и свои амбиции было бы трусливо и недостойно альфы. Даже то, что его разум был все ещё слегка затуманен запахом и ментальным ореолом безупречной особи, не помешало Коулу Макмайеру понять, что именно к этому моменту все и сводилось – этот омега, высокородный, который скрывался в Осозе, притворяясь отбросом, и был той ступенькой доверия верхушки системы дал-эйрин, на которую ему позволили ступить в благодарность за безукоризненное служение, самоотверженный долг и глубокую нравственность.
А ведь и правда, смог бы любой другой альфа… Нет, даже не так. Смогла бы какая-нибудь другая особь пройти столь изощренное испытание и не поддаться искушению? И Макмайер сейчас думал не об инстинктах, ведь этот раунд он и сам проиграл – пусть подавитель и действовал, но даже с ним противостоять ментальному давлению и очаровывающему аромату высокородного было невозможно – а о том, смог бы, например, хотя бы тот же Роджер правильно расценить ситуацию и расставить приоритеты так, как того требовала система дал-эйрин? Может, в его мыслях это звучало слишком высокомерно, но Коул Макмайер сильно сомневался в том, что, будь на его месте кто-то другой, он бы справился с этим испытанием.
И вновь – нет, не так. Никого другого просто не могло быть на его месте. Почему? Потому что, получается, именно его, пусть, скорее всего, он и не был таковым единственным, долго и упорно готовили к тому, чтобы доверить сокрытое от глаз людских, чтобы воспитать из него сторожевого пса для высокородного, который умеет держать язык за зубами. И Макмайер, с ухмылкой осознавая все это, твердо решил пройти это испытание до конца, ведь в награду за свои труды он наверняка сможет попросить у высокородного то, в чем так нуждался. Он сможет попросить омегу, который поставит на нем свою метку и родит ему сына.
- Присаживайтесь, инспектор, - вежливо предложил омега, сам располагаясь на широком диване в гостиной и закидывая ногу на ногу. Квартира, между прочим, хоть и находилась в Осозе, но её внутренняя обстановка была роскошной. Не напыщенной или кричащей, а именно роскошной, изумительной, искусной, без вычурности, но со вкусом, безо всякого рода безделушек, которые становились лишь сборищем для пыли, но с уместными элементами декора. Гармонично, в теплых, пастельных, бежевых, ореховых, коричневых тонах с вкраплением бирюзового и белого, что создавало ощущения уюта, но не настолько расслабляющего, чтобы забыться в нем.
- Благодарю, - пришлось прокашляться прежде, чем выдавить из себя это слово, но Коул простил себе подобную слабость, убеждая себя в том, что это нормально, что нет ничего постыдного и унизительного в том, чтобы демонстрировать свое меньшинство, как и понимая, что высокородный не потерпит попыток взбрыкнуть и что-то доказать с его стороны. Таким, как этот омега, нужен покорный и смиренный сторожевой пес у своих ног, и Макмайер был готов стать таковым ради своей цели, которая после нескольких лет мельтешения на горизонте туманным облаком в один миг оказалась в нескольких шагах от него. Возможно, как альфу, эта ситуация возмущала его, ведь альфа – это самец, доминант, тот, кто подчиняет, повелевает и властвует, но, как особь с высоким уровнем редукции, он не мог упустить этот шанс и был готов принять унижение даже от омеги.
- Значит, вы Люциус Нойманн? – удобно расположившись в кресле, начал Макмайер, пытаясь абстрагироваться от аромата цветущей вишни, который в этой комнате был ещё более насыщенным.
Это было странно, ведь, пусть перед ним и высокородный, подавитель должен был приглушать восприимчивость к омежьим феромонами, альфе же, наоборот, казалось, что он дышит не воздухом, а этим ароматом, который, словно жаром, растекался по его венам, концентрируясь внизу живота. Коул нахмурился, припоминая, когда же у него последний раз был гон. Оказывается, давно. Слишком давно, чтобы его сущность не взбунтовала именно в столь неподходящий момент, бросая своего носителя в жар сексуального безумия. Как бы там ни было, но нужно максимально сократить свое пребывание в этой квартире, рядом с омегой, который лишь одним своим взглядом заставлял его сердце биться в шальном темпе, а тело вздрагивать от малейшего ментального ощущения, да и срок действия подавителя неумолимо истекал, и последствия всего этого были более чем очевидны. Рядом со столь сильной особью, с столь красивым омегой и желанным партнером его гон мог начаться в любой момент.
- Да, - коротко ответил омега, и Макмайер снова замялся, пытаясь подобрать слова, которые сейчас казались совершенно неуместными. Порыв припасть к ногам высокородного не улетучился. Притупился, да, но альфа чувствовал, как внутри клокочут инстинкты, как отчаянно скулит его сущность, и как, что было не только неприемлемо, но постыдно, кровь приливает к тазу, вызывая пульсацию в паху. Нет, он пока что не был возбужден, но был в шаге от этого состояния, отчаянно пытаясь сопротивляться инстинктам, к слову, безуспешно.
- Ясно, - выдохнул альфа и, дабы отвлечься, уткнулся в свой планшет, пытаясь соотнести данные дела с тем, что он видел наяву.
Люциус Нойманн: рыжеволосый, курчавый омега в большущих очках на пол-лица, зашуганный и щуплый, одним своим видом вызывающий сочувствие – вот каким был этот высокородный на фотографии в деле, заведенным на гомосексуальную пару в восьмом секторе Осозе, в реальности оказавшись совершенно не таким. Люциус был примерно одного с ним роста, может, даже чуть выше, хотя сам альфа имел законных сто восемьдесят сантиметров. Длинные ноги с аккуратными ступнями и пальчиками, и Коулу оставалось только покусывать губы, желая прикоснуться языком к столь заманчивой ножке, но упорно осаждая себя от столь опрометчивого поступка. Хотя, может, в его положении это было бы самым наглядным доказательством того, что он уже, спустя всего лишь пять минут после знакомства, был рабом этого омеги, готовым целовать его ноги. А ведь ещё час назад Макмайер сказал бы, что это отвратительно – валяться у ног омеги, сейчас же, заворожено наблюдая за тем, как поджимаются точеные пальчики, комкая ворс, понимая, что это не зазорно, а довольно-таки возбуждающе.