– Вы можете описать ее?
– Боюсь, не очень хорошо. Ведь я ее видел со спины, да сбоку мельком, когда она садилась в машину. Ростом поменьше меня, сантиметров на десять. Во мне метр семьдесят восемь. Возраст точно не скажу, но, по-моему не моложе двадцати пяти и не старше тридцати пяти, что-нибудь около тридцати. Одета в джинсы, синие такие, обыкновенные, и голубая блузка или рубашка, навыпуск. На обувь я не обратил внимания, а на голове – шляпа, тоже из джинсовой материи, с широкими полями. Волосы светлые, прямые и не такие длинные, какие сейчас носят многие девчонки. В общем, средней длины. На плече сумка висела, зеленая, американская, военного фасона.
Он достал из грудного кармашка пачку сигарет и предложил Рённу, но тот отрицательно мотнул головой и спросил:
– Вы не заметили, у нее было что-нибудь в руках?
Хозяин встал, взял с камина спички и закурил.
– Не знаю, не уверен. Может, и было.
– А сложение? Худая, полная?..
– В меру, я бы сказал. Не худая и не толстая. В общем, нормальная.
– А лица, значит, совсем не видели?
– Только одну секунду, когда она в машину садилась. Но ведь на ней эта шляпа была, да и очки большие…
– Узнаете, если она вам где-нибудь попадется?
– По лицу не узнаю. И в другой одежде, в платье скажем, тоже вряд ли.
Рённ задумчиво пососал пиво. Потом спросил:
– Вы абсолютно уверены, что это была женщина?
Хозяин удивленно посмотрел на него, насупил брови и нерешительно произнес:
– Не знаю, мне показалось, что женщина… Но теперь… теперь я начинаю сомневаться. Просто я ее так воспринял, ведь обычно сразу чувствуешь, кто перед тобой – парень или девчонка, хотя по виду и не всегда разберешь. Но побожиться я не могу, спросите, какая грудь у нее, – не приметил.
Он поглядел на Рённа сквозь сигаретный дым, потом медленно продолжал:
– Да, это вы верно говорите. Почему непременно девчонка, мог быть и парень. Так больше на правду похоже, мне что-то не приходилось слышать, чтобы девчонки грабили банки и убивали людей.
– Значит, вы допускаете, что это мог быть мужчина, – сказал Рённ.
– Да, после того, что вы сказали… Ясное дело, парень, а как же.
– А остальные двое? Вы можете их описать? И машину?
Шёгрен затянулся в последний раз и бросил окурок в камин, где уже лежала куча окурков и обгорелых спичек.
– Машина – «рено-шестнадцать», это точно. Светло-серая или бежевая – не знаю, как цвет называется, в общем, почти белая. Номер весь не скажу, но мне запомнилась буква «А» и две тройки. Или три… во всяком случае, не меньше двух, и, по-моему, они стояли рядом, где-то посередине.
– Вы уверены, что «А»? Может, «АА» или «АБ»?
– Нет, только «А», точно помню. У меня зрительная память на редкость.
– Это очень кстати, – заметил Рённ. – Нам бы всегда таких очевидцев.
– Вот именно. I am a camera.[4] Читали?
Ишервуд написал.
– Не читал, – ответил Рённ.
Он не стал говорить, что смотрел одноименный фильм. Пошел на него только ради своей любимой актрисы Джулии Харрис, а фамилия Ишервуд ему ничего не говорила, он и не подозревал, что фильм снят по книге.
– Но фильм-то вы, конечно, видели, – сказал Шёгрен. – Так всегда с хорошими книгами, которые экранизируют, люди фильм посмотрят и за книгу уже не возьмутся. А вообще-то картина отличная, только название дурацкое – «Буйные ночи в Берлине», надо же!
– Н-да. – Рённ мог поклясться, что, когда он смотрел эту картину, она называлась «Я – фотоаппарат». – Н-да, название неудачное.
Смеркалось. Стен Шёгрен встал и включил торшер, который стоял за креслом Рённа.
– Ну что ж, продолжим, – сказал Рённ, когда он снова сел. – Вы собирались описать людей в машине.
– Ага, впрочем, сидел в машине только один.
– А второй?
– Второй стоял на тротуаре и ждал, придерживал заднюю дверцу. Рослый, повыше меня верзила. Не то чтобы полный, а крепкий такой, сильный на вид. Моего возраста, примерно лет тридцати-тридцати пяти, кучерявый, как артист этот, Харпо Маркс, только потемнее, серые волосы. Брюки черные, в обтяжку, расклешенные, и рубашка тоже черная, блестящая такая, на груди расстегнутая, и, по-моему, цепочка на шее, с какой-то серебряной штучкой. Рожа довольно загорелая или просто красная. Когда эта дева подбежала – если это была дева, конечно, – он распахнул дверцу, чтобы она могла вскочить, захлопнул дверцу, сам сел впереди, и машина рванула со страшной скоростью.
– В какую сторону? – спросил Рённ.
– Они развернулись посреди улицы и понеслись к Мариинской площади.
– Так. Ясно… А второй? Второй мужчина?