Чувство вины немедленно вонзилось в грудь, подобно отвертке. Какими же наивными дураками были мы с Эндрю — мчались по жизни, как два щенка, вприпрыжку, помахивая хвостиками, и думать не думали, что жизнь может расставить нам ловушку!
Надвигалась паническая атака. Не вставая, я подтянула к себе сумочку и заглянула внутрь — просто чтобы убедиться: лекарство по-прежнему на месте, в уголке, никем не обнаруженное и не потревоженное.
Да, было проще успокаивать себя тем, что выбор есть. Например, признаться во всем маме, прямо сейчас, и положить конец этой истории с таблетками, пока та не вышла из-под контроля.
И все же при одной только мысли о том, чтобы попросить помощи, в животе словно начинал шевелиться клубок скользких угрей.
В глубине души я понимала, что не сделаю этого. Не теперь.
Ведь если выложить все прямо сейчас, то это будет выглядеть, как будто я уже себя не контролирую. А это не так. Просто пока что таблетки — это самое простое решение. Как костыль после перелома ноги.
Я поклялась себе, что не стану переступать черту, а потому преодолела прокрастинацию, встала, подошла к коробкам и, собравшись с духом, открыла первую попавшуюся.
Это чем-то напоминало удар под дых: внутри лежали вещи — свидетели прежней, ушедшей навсегда жизни.
Снимки из семейных отпусков, с рождественских обедов и других праздников. Наша любимая картинка, которую Эви нарисовала в детском саду, — семейный портрет. Яркие поздравительные открытки: «Папочке», «Любимому мужу», «Дорогой женушке».
Мне не хватило духу выбросить их, даже зная, что в новом жилье хронический дефицит пространства. Хотелось сохранить. Трогать. Рассматривать. Чтобы не забыть, какими мы были. Как будто эти квадратики бумаги могли стать узлом, который свяжет воедино потрепанные концы моей жизни, лопнувшей, как перетертая веревка.
Я прикусила язык, чтобы привести себя в чувство. Надо хотя бы попытаться взглянуть на ситуацию позитивно. Новый дом — новое начало для меня и моей дочери. Мама правильно говорит: надо дать жизни шанс.
— Смотри на все позитивнее и постарайся поверить в лучшее, — сказала я вслух. — Все образуется.
Слова канули в гулкую тишину гостиной и умолкли, как погремушка, затихшая на полу.
Когда мама и Эви вернулись, мы сели пить чай. Это стало отличным стимулом взять себя в руки и успокоиться.
В дверь отрывисто постучали.
Мы с мамой удивленно переглянулись, а Эви даже не подняла головы от своих цветных кирпичиков — до того она была ими увлечена.
— Хочешь, я открою? — предложила мама.
— Нет, я сама.
Я вытянула себя из кресла и, приглаживая торчащие пряди наспех собранного «конского хвоста», пошла к двери.
На матовое стекло не падало никакой тени, а значит, на крыльце никого не было. Но я все же открыла, подумав, что почтальон или рассыльный просто стоит ниже.
Крыльцо пустовало, но на ступеньках красовался дорогущий букет лилий, в нарядной упаковке, с ленточкой. Такие обычно ставят в капсулу с водой, чтобы дольше не вяли. Этот находился в ламинированном черном пакете с ручками.
Переступив через внезапный подарок, я спустилась с крыльца и повертела головой — никого. Улица была пуста.
Тогда я взяла пакет за ручки и внесла в дом.
— Смотрите-ка, что очутилось на крыльце!
— Ой, какие красивые! — Эви вскочила. — От кого?
— Пока не знаю. Но ты можешь заглянуть в пакет, если хочешь. Вдруг там записка?
Мама изумленно подняла брови.
— Неужели ты даже не предполагаешь, от кого они?
— Понятия не имею. — Я наблюдала, как дочка с любопытством раздвигает стебли цветов, ища среди них послание от загадочного дарителя. — Но я разослала наш новый адрес всем, кто есть в моей записной книжке, так что это, наверное, от кого-то из них.
— Но чтобы такой дорогой букет?.. Уж поверь мне, он стоит огромных денег. Это лилии сорта «Звездочет», а они…
Вдруг Эви завизжала так, что кровь застыла в жилах.
— В чем дело, милая? — Я мгновенно подскочила к ней.
Она хлопнула в ладоши, заскулила, и к потолку взлетело какое-то насекомое. На стебель цветка выползла оса, за ней другая, третья… Все они направлялись к бледным, обнаженным рукам и ладоням Эви.
— Осы! — завопила я и закрыла дочку собой. — В букете!
Отчаянный рев Эви и вопли мамы отвлекали от боли, которую причиняли мне маленькие свирепые насекомые, жаля во все открытые места. Я махнула рукой, чтобы оттолкнуть проклятый букет.
— Здесь осиное гнездо, — взвизгнула мама. — Скорее, на улицу!