— Гиммер!!! — взревела белугой Борвиц, и её лицо стало багряным. — Поставь приборы обратно на стол. Никто, повторяю, никто ни к чему не прикасается, пока я не разрешила. Тебе, Гиммер — минус один балл. Если подобное повториться, можешь попрощаться с идеей, стать врачом. Уж я за этим прослежу.
— Мисс Борвиц? — тут же поддал голос Стивенс, как только Борвиц успела замолчать.
— Чего тебе?.. — с неохотой спросила та.
— А можно я с Робертс поменяюсь столиками? Старушка, что досталась мне, выглядит не очень привлекательно. Не в моём вкусе, так сказать…
Его товарищи разразились смехом, который усиливала хорошая акустика помещения.
Борвиц решила не начинать снова кричать, понимая, что крик на этих «остолопов» просто не действует, а только сказала, что можно начинать производить вскрытия.
Сьюзен подошла к телу девушки, стараясь на неё не смотреть и по мере возможности не думать о ней как о «в прошлом живом человеке». Чтобы немного себя отвлечь, Сьюзен начала вспоминать прочитанную ей научную литературу, в том числе и с кричащим названием «Паталогоанатомия». Там была глава о вскрытие черепной коробки, где говорилось, что распил производится по горизонтальной линии, чуть выше надбровной дуги, с помощью пилы Джигли. Если же вскрывалась грудная клетка, то здесь использовался иной инструмент — перикардиальные ножницы. Но больше всего ей запомнилась книга, в которой подробно описывался метод вскрытия грудной клетки при прямом массаже сердца. В конце концов, ей предстояло стать не медиком-криминалистом, а хирургом, где перед тобой на операционном столе будут лежать не тела уже умерших, а еще живых людей. И может случиться так, что пациенту понадобиться делать напрямую массаж сердца, используя метод Ле Фору. И что если тогда, она не сможет совладать со своими эмоциями, также как она не может взять себя в руки сейчас, когда на столе лежит уже мертвое тело, которому твоя нерешительность уже ничем не может навредить?
Надо было доказать всем и в первую очередь себе, что у нее есть сила и характер, даже если в этом она как раз и сомневалась.
Сьюзен натянула на руки, не без труда, резиновые одноразовые перчатки и включила диктофон, который должен был записать все её слова о проделанных шагах.
— Меня зовут Сьюзен Робертс, практикующая студентка. Сегодня двадцатое мая две тысячи пятого года. Я произвожу вскрытие… — Сьюзен посмотрела в бланк, заполненный врачом. — Патриции Лашанс, белой девушки, двадцати пяти лет, которая скончалась от гематомы головы, предположительно после сильного удара о тупой предмет.
Тело девушки было тщательно вымыто, а волосы причесаны, от чего упомянутая гематома в отчете врача была почти незаметна, кроме небольшой вмятины на лбу, которая увеличивалась под волосяным покровом.
— Мисс Робертс! — окликнула ее Борвиц. — С вами всё в порядке?
— А?.. Да!.. Да. — Более уверено произнесла Сьюзен, заметив в глазах руководительницы блеск недоверия. — Со мной всё отлично, мисс Борвиц.
— Хотелось бы верить, — как всегда холодно произнесла Борвиц и Сьюзен не могла понять: от кого сильнее веет холодом — от девушки, что лежала перед ней на столе или же от голоса учителя.
Поглядев на диктофон, который продолжал наматывать ленту с одной катушки на другую, Сьюзен вернулась к прерванному занятию:
— На теле девушки из отличительных знаков стоит упомянуть родинку размером в два, два с половиной миллиметра, на внутренней стороне левой груди. Также на теле есть ссадины и порезы, свидетельствующие об аварии, в которой девушка получила травмы несовместимые с жизнью.
По мере продвижения вперёд, голос Сьюзен становился более спокойным и более уверенным в себе, хотя ладони под перчатками все еще продолжали беспокоить своей влажностью. Когда все внешние описания исчерпали себя, Сьюзен протянула руку к скальпелю. Тот блеснул в её руках своим острием, слегка морозя ей подушечки пальцев. На теле, бледно-серого цвета, были проведены пунктиром линии, чётко определяя места предстоящих надрезов. Одна из линии проходила по ложбинке между грудей, которыми при жизни Патриция Лашанс наверняка гордилась, и именно к ним Сьюзен и подвела остриё скальпеля. Глаза трупа были закрыты, но Сьюзен казалось, что нужно лишь дотронуться острым металлом до холодной кожи, как они резко распахнутся и уставятся с укором на неё. Или ещё хуже — распахнётся рот в немом крике.
«Всё, подруга, больше никаких фильмов ужасов, даже в компании с Уолтером. А то ты становишься уж больно впечатлительной». Сьюзен с трудом сглотнула ком в горле и с отвращением заметила (или ей показалось) что слюна пропиталась запахом дезинфекционных препаратов.