Патрульный, а, патрульный, говорил вожак. Чего тебе, отвечал он. Не страшно тебе, а, сидеть здесь взаперти со мной и с моими ребятами. Давно ли они стали твоими. Да как заперли нас тут всех вместе, так и стали, они-то за меня, а за тебя кто. Вот кто, сказал почему-то осмелевший патрульный, взвесив табельное на руке, и поэтому замолчи-ка лучше. Пуль мало, сказал вожак, а нас куда как больше, думаешь тебя не разорвут, если ты хоть кого-нибудь кокнешь. Мне этого не нужно, сказал патрульный, давайте просто досидим до утра, дверь у нас не получилось открыть, нужно только лишь ждать. А если утром она не откроется, а, патрульный, не унимался вожак. Что, если нас тут забыли. Невозможно, сказал патрульный. Тут связи нигде нет, да и розетки отключены, сказал вожак, жрачки нет, нас тут сорок, а оружие только у тебя. И что, сказал патрульный. То, что тебе придется несладко, когда я заберу у тебя его. Слушай, ты сильно накаляешь ситуацию, начал было сидящий по правую сторону от вожака, как тут же получил удар наотмашь по лицу. Я хочу ее накалить, проорал ему в лицо вожак. Я - голос всех вас, не унимался он, продолжая осыпать ударами человека из своей свиты. Подохнем с голода, если будем просто ждать, пока отопрут эти треклятые двери. Те, кто еще не уснул, либо промолчали, либо вяло поддержали вожака.
Что будем делать, шепнул патрульный своему избитому товарищу. А что мы можем сделать, ответил тот, кроме как поддаться, их больше. Но так неправильно, сказал юноша с табельным. А как правильно, их сорок, они тут почти сутки, не евшие, грязные, их с ума сводит вот этот звук, прислушайся, слышишь. Да, лампа гудит. Гудит, и им она тоже гудит, и внутри у них гудит, и этот особенно опасен, потому что по его лицу видно, какие мысли у него в голове. И какие же, спросил патрульный с горящим взглядом. Он отнимет у тебя это, и я не знаю, почему до сих пор он этого не делал, наверное ждет. Чего ждет. Пока ты устанешь от напряжения, а они окончательно сойдут с ума и сами на тебя кинутся. Но зачем им на меня кидаться. У тебя есть аргумент покруче его слов. Мое табельное, спросил патрульный. Здесь это означает власть, хорошо, что свой я оставил в машине, два пистолета куда как хуже, чем один. Значит, мне не нужно спать. Я не знаю, что нужно, а что нет. Дождемся утра. А куда деваться еще.
Тот, кто заговорил первым, а теперь молчал, не слышал всех слов этого разговора, но он догадывался о том, чего не расслышал точно. Он догадывался как будет, из всех присутствующих он был единственным, кого запирали, причем не раз, причем как одиночно, так и в коллективе. Он знал, что вожак не успокоится, не устранив своего главного соперника - бледного юношу-патрульного, ничем, собственно, не виновного, просто попавшего не туда и не затем. Все было очевидно - в этой западне первый замолчавший мог бы предсказать два варианта будущего. В том, где двери отпирали утром, патрульные бы забирали всех своих обидчиков и жестоко их наказывали, остальным вынося жестокий урок насчет преступления и наказания. Это было бы слишком просто. Но в другом будущем двери бы не открылись. Безумие бы обострялось. Люди превратились бы в зверье, скулящее, дерущееся, огрызающееся, из-за пистолета, власти которого они не понимали, тупой стали которого не хватило бы, когда дело дошло бы до чего-то, что ставило под сомнение их человечность. Вожак был шутом, а не вожаком, он просто собрал вокруг себя людей таких же жестоких, глупых и пьяных, улюлюкивающих, забывших, а может и не знающих, что такое общество. Первый замолчавший знал о обществе все, но так же и знал он все и о волках, на которых теперь запертые так отчаянно походили. Он знал, что утром начнется дележ, и если патрульные вдруг уснут, их задушат первыми. Знал, что с помощью пистолета отберут остатки той еды и сигарет у каждого, тыча в лицо этим самым дулом. Знал, что никакого порядка в этом не будет и, запертые, они перегрызут друг другу глотки, одним из первых будет вожак с кончившимися патронами. Он знал, что так все и будет - привыкший жить внутри клетки, с волками есть из одной миски, он все думал и думал, что нужно предпринять. В пачке было еще восемь сигарет.
Когда почти все уснули, он мягко освободил пистолет из руки уснувшего патрульного. Оглянулся: не спал только постоянно бегающий в туалет. Замолчавший поднес палец к губам, и тот кивнул, словно бы соглашаясь. Забрезжил рассвет, судя по часам на запястье. Он решился, будь что будет, в пистолете еще пять патронов, один в голову вожаку, остальные в потолок, и никаких проблем. И если так, то он будет лучшим среди этой стаи, тем, кто не станет пожирать мясо своих волчат в угоду своим желаниям, а будет он тем, кто не побоится принять данность, и обеспечить выживание всем остальным. Ну, а если дверь откроют утром, он понесет наказание. Никогда больше он не подчиниться слабовидящему пастырю. Никогда больше он не вернется в стаю.