– Хм… Некая логика есть. А что дальше?
– А дальше в машинной памяти создается одинаково древовидная структура объектов, ссылающихся друг на друга. Сегодня вовсе неважно, на каком исходном языке писали программу. На момент исполнения процессор видит в памяти одну и ту же древовидную структуру: поля данных, переплетенные взаимными ссылками. Так вот, – Снежана опять улыбнулась, – “class” в том вашем С++, с его свойствами, и будет примерным описанием символа, как некоего понятия предметной области. Следовательно, любая программа – компилятор. В смысле, переводчик с языка предметной области на язык процессора.
Судя по лицу дяди Вити, он понял.
Судя по лицам всех остальных, понял только дядя Витя.
– Э-э… – дядя Витя вежливо и коротко наклонил голову. – Благодарю. Мне… Нужно подумать.
Снова поправил галстук и отошел.
Подошел заметно встревоженный папа:
– Снежана, ты что творишь? Ты себя со стороны видела?
Девочка бросила взгляд на ноги, руки, живот: с одеждой все в порядке. Покрутилась, заглядывая за спину: ничем не измазано, нигде не расстегнуто.
– А что?
– У тебя голос изменился, – генерал-майор госбезопасности поежился. – Металлический голос. Взрослый. Ты же это все вещала с чужих слов, так?
Снежана независимо вскинула голову:
– А что такого-то? Ты же сам говорил, что научиться можно только на реальных примерах.
– Но зачем же вам такие сложности?
– А что мне, дурой оставаться? Сам же говоришь, будущее за программистами. Если роботы везде, кто-то же их должен программировать, нет?
Папа оглянулся на вернувшихся к столу гостей, успокоительно махнул рукой жене. Покосился на дочку:
– Но тебе же только тринадцать лет.
– Папа, а что ты знаешь про тринадцатилетних? Вот из нашего класса? Ты в курсе, что Ирка и Светка литрами жрут пиво в туалете – типа, уже взрослые? Что Танька и Ленка на полном серьезе обсуждают, кто из парней лучше трахается? А как Юлька говорила про своего будущего мужа: “Найду такого, чтобы зарплата четыреста, это средняя по стране. Матиз маленький стоит сорок тысяч, как раз по четыреста в месяц на десять примерно лет. Жить будем у меня, на обеды я ему буду что-нибудь отдавать. А потом и развестись недолго.” И ей вообще по… Пофиг, что это будет за мужик, чего сам он будет хотеть или не хотеть. Папа, даже я понимаю, что мужик такого не потерпит!
Папа вздохнул. Хорошо, что дочка ему доверяет. Но что в обычной школе так вот запросто…
– Юльку я видел. Она же себя умной считает. Неужели она не понимает?
– Она уверена, что управлять можно любым. Если правильно точки найти.
Снежана требовательно посмотрела в лицо родителю:
– А это правда? Ты же служишь в той самой конторе?
Петр Васильевич поморщился:
– Правда-то правда. Только с кучей оговорок. Дьявол, знаешь ли, в деталях.
– … Поэтому детали не прописывать и даже не упоминать. Мы всегда должны сохранять возможность вывернуть нашу позицию в соответствии с новыми обстоятельствами.
– Хорошо, детали в самом деле нет смысла разжевывать. Всем будет не до мелочей. Но прошу вас озвучить цель. Во избежание разночтений. Хватит с нас языкового барьера. Смысловые неточности недопустимы.
– Согласен. Итак, мы основываемся на том, что вариант светлого будущего существует. И он представляет собой линейно продолженное настоящее. Все живут плюс-минус как сейчас, но побогаче, подольше, поздоровее, побезопаснее. И, на первый взгляд, посвободнее. Бунтари же, неуживчивые люди, акцентированные истероидные и шизоидные типы – словом, все недовольные – вытесняются во внешний круг. На фронтир. Благо, теперь у нас имеется фронтир необозримый. Богатый, прекрасный и опасный. То, что надо любому искателю подвигов и славы.
– Орбита.
– И даже шире: Внеземелье в целом. Пусть все, желающие странного, стартуют к своим любимым подвигам.
– А они не вернутся к нам потом, отрастив зубы? Как там у Азимова, в “Обнаженном солнце”? Земля перестала разиваться, а улетевшие в космос подняли технологии, вернулись и завоевали землян.